Онлайн книга «Ведьмин зов »
– Ладно, – сказал он, захваченный ее азартом. – Ты выйди, пожалуйста, пока я буду путаться в штанинах и выглядеть смешно. – Жду, – сказала Эгле. – Подай знак, когда будешь готов. Он позвал ее очень скоро: – Слушай, а у гульфика есть отдельная застежка или они так и ходили – нараспашку? * * * – Ты посмотри на себя! Ты только посмотри! Она сконструировала этот костюм для идеального, фантастического героя, она вложила в него слишком много себя, своего представления о благородстве и милосердии. То, как эта одежда и этот человек подошли друг другу, привело ее в священный трепет. Эгле в восторге бегала вокруг, поправляя детали, разглаживая кое-где примявшиеся кружева. Мартин остановился перед зеркалом: – Как этот пафосный тип оказался у меня в квартире? Входя в образ, он выпрямил и без того прямую спину и вздернул подбородок. Эгле казалось, что в глазах у него отражается свет далекого огня, но не чадных инквизиторских факелов, а белых свечей в бальных залах и на военных советах, сигнальных костров и походных очагов. У него было тонкое, аристократическое, властное лицо – по крайней мере, те несколько секунд, пока он не состроил ей рожу. – Не балуйся! – Эгле возмутилась. – Я тобой любуюсь, а ты… – А я стесняюсь. Ты так смотришь, что мне хочется влезть на табуретку и прочитать стишок. – Тебя надо снимать! – С табуретки? С должности? – В кино! Она притащила из кухни фольгу для запекания, которую сама и купила на прошлой неделе, и рассеяла по комнате солнечный луч, лежащий на подоконнике. Для съемок ей нужен был хоть какой-нибудь свет. – Настанет день, – бормотала Эгле, – и я притащу тебя в студию в Вижне, и ты не отвертишься. Я устрою профессиональную фотосессию… Теперь представь, что у тебя на боку висит меч. Он положил руку на воображаемый эфес. Эгле забралась на стул и сняла его сверху, спустилась, подступила вплотную, отошла, уперевшись лопатками в стену: – Посмотри на меня! А теперь сюда! А теперь не смейся, сделай каменное лицо… Я сказала – каменное! Тебе только что донесли, что битва проиграна! – Какая битва?! – Решающая! Ты поставил на карту все, но твое войско разбито врагом, остатки разбежались… – Это почему еще? – Потому что союзники предали тебя! Ага! Во-от! Вот это взгляд, теперь верю! А сейчас стань у окна и смотри вдаль, на огромное вражеское войско, которое уже подходит к стенам крепости… – Ну крепость-то ты мне позволишь отстоять?! – Он посмотрел с тревогой. – Вряд ли, – злорадно сказала Эгле, продолжая щелкать. – У тебя жалкий гарнизон, а у врага – много тысяч латников с катапультами! – Зато у меня лучники с бронебойными стрелами, – сказал Мартин хищно, – горящее масло, раскаленное олово, требушеты и неслыханный боевой дух. Эгле подключила вспышку и сверкала теперь, как молния, не останавливаясь ни на секунду: – Что станет с боевым духом, когда у защитников закончится еда? – Никто не сдастся! Я выйду на стены в первых рядах! – Кружевной воротник лежал на его плечах самым естественным образом, а темно-синий бархат с золотым шитьем гармонировал с цветом волос и сверкающих глаз. Эгле не прекращала съемку: – Правильно! Иди! Победа или смерть! Ты рыцарь, Мартин, а не… Она хотела сказать «а не инквизитор», но прикусила язык. Есть границы, которые пересекать не следует. * * * В воскресенье, во второй половине дня, его начинали теребить и дергать. То есть дергать его пытались и раньше, начиная с вечера пятницы, но Мартин решительно переносил все вопросы на понедельник или отключал телефон. В воскресенье работа шла за ним по пятам, как изголодавшийся зверь. Телефон звонил каждые полчаса. – Понимаешь, – говорил Мартин виновато, – раньше я в эти дни брал дежурства, ходил в патрули, всех консультировал по первому требованию. Они привыкли, что у меня нет выходных. – Пусть отвыкают. – Я говорю то же самое. Но у меня нет такого таланта, как у отца, который одним взглядом всех доводит до истерики. Они сидели на холодной и почти пустой набережной. Солнце опускалось в море, это был безыскусный честный закат с парой крохотных облаков на чистом небе, с белой полоской от пролетевшего самолета, с медным, как сковородка, огромным диском, едва коснувшимся горизонта. – Представь, вот так и замрет, – сказала Эгле. – И не будет опускаться, зависнет. Люди забегают, запаникуют… – А мы будем сидеть и смотреть. – Мартин обнял ее, она зарылась носом в его мягкий шарф. В сотне метров, на пляже, профессиональный фотограф со штативом и камерой снимал на фоне солнца девушку в купальнике, та прыгала, ходила колесом, замирала в балетных позах и, кажется, совсем не чувствовала холода. Эгле засмотрелась на нее, а потом, скосив глаза на Мартина, вдруг поняла, что он сейчас не здесь. Не с ней. В другом месте. Эгле стало обидно. – О чем ты думаешь? Он спохватился: – Извини. Замечтался. – Нет, ну серьезно, что тебя так увлекает? – Проклятый новый кодекс, – сказал он отрывисто. – Но мы об этом говорить не будем, и так уже мало осталось времени… Поехали ужинать? Они много чего успели за эти два дня. Жарили рыбу на мангале под навесом, на почти пустом зимнем пляже. Смотрели кино, валяясь в постели, Эгле пересказывала ему биографии всех актеров и хвалилась личными знакомствами, а он удивлялся, как ребенок. Катались на машине по окрестным горам и ели мороженое под огромными соснами. Выходили в море на моторной яхте и загорали на разогретой солнцем палубе, пока капитан, он же кок, он же официант, накрывал в каюте ужин. Грелись у камина в прибрежном ресторанчике. И каждую минуту помнили, что самолет уже заправлен, что он выруливает на взлетную полосу – тот самолет, который унесет ее обратно в Вижну. * * * – Сегодня суббота? – Эгле зевнула, не открывая глаз. – Понедельник. – Он обнял ее под одеялом. – Суббота, – повторила она упрямо. – Я хочу субботу. Я не хочу никуда улетать. – Оставайся. – Когда-нибудь всех пошлю и останусь. – Она потерлась лицом о его подбородок. – А который час? – Полвосьмого. – Сколько?! Она вскочила и рысью убежала в ванную. Мартин поднялся тоже; конец каникул – вот что он чувствовал. Конец прекрасных каникул длиной в два дня и две ночи. Потом у Эгле начнется съемочный период и она вообще не сможет к нему прилетать. – Ты меня отвезешь? – Она вышла из ванной, на ходу расчесывая влажные волосы – сиреневые у корней и жемчужные на кончиках. |