Онлайн книга «Питер. Битва близнецов»
|
Мамед молчал. Хмурый, полуседой, усталый. – Что вы тут скрываете? Я слышал крик. Мамед дернулся. Убер кивнул. «Так я и думал». – Ну же, колись. – Скинхед прищурился. – Кто это кричит? – Не знаю, – сказал Мамед. – Так. – Убер помедлил. Что Дуралейкин там, в ВШ, что этот Мамед здесь – никто не хотел говорить об этих криках. – Хорошо. Не хочешь рассказывать, не надо. Боишься? Мамед дернулся. Вспыхнул, опять потянулся к ножу. Убер снова посмотрел ему в глаза – рука остановилась. «Да что у них за мания, сразу за нож хвататься? Менталитет, бля». – Извини, – сказал Убер. – Я был не прав. Ты храбрый человек. Тогда поговорим о другом. Кто здесь главный? Мамед вздохнул с облегчением, выпрямился. Этот вопрос явно был легче. – Соловей и его банда. Они всем здесь заправляют. – Соловей? – Убер покивал. Хоть что-то на «Обводном канале» понятно и просто. Банда держит станцию, банде можно навалять… Ну или просто установить с ними некие жесткие границы и деловые отношения. Вон, даже с кировцами получалось, а это отморозки еще те. После смерти Саддама и развала созданного им «государства всеобщего благоденствия» бандиты как с цепи сорвались. Соловей-разбойник, значит? Убер хмыкнул. – Очень злой человек, – сказал Мамед. – Нехороший. Подлый. Не связывайся с ним. Он всем здесь рулит… все решает. Убить может. «Кричали-то они про мэра, а не про Соловья». Мэр – как ширма серого кардинала? – А как же мэр? – спросил Убер. Лучше бы он этого не говорил. Мамед вздрогнул. Глаза изменились, остекленели. Он вскочил на ноги и заорал: – Наш мэр – лучший мэр в мире! Его самокрутка, кувыркаясь, улетела в темноту, прощально вспыхнув красной точкой. – Вот это пиздец, – задумчиво сказал Убер. Неторопливо поднялся на ноги, отряхнул штаны. Оглядел Мамеда. – Наш мэр! Он! Он такой! – продолжал Мамед. На глазах выступили слезы. Этого еще не хватало… Мамед вдруг начал танцевать лезгинку. Истово, словно вопреки. Раз! Раз! Раз! Он выкрикивал: – Мэр! Мэр! Мэр! Лучший! Мэр! Эхо летело над платформой. И кажется, в палатках и в «Крабе» кто-то тоже твердил: «мэр, мэр, мэр» – только тише, вполголоса, одними губами. Убер огляделся. Да, похоже, так и есть. В каждой палатке, в каждом закутке звучали тихие «мэр». Интересный стереоэффект. Довольно жутко. Мамед танцевал. Словно дрался. – Музыкальный народ, что ж ты хочешь, – задумчиво сказал Убер себе под нос. Посмотрел на пляшущего Мамеда. С того уже градом катился пот. – Эй! Все-все, спокойно, подземный Махмуд Эсамбаев. Остановись. Твой мэр – самый лучший в мире, уговорил. Сядь, отдохни, расслабься. Выдохни. И послушай, что я скажу… Тьфу, опять на какие-то стихи пробивает. Эй! – Мэр! – крикнул Мамед. – Я понял, – сказал Убер. – Не глухой. Стоять!! Эхо от крика разлетелось над платформой. «Ять… ять». Мамед остановился, тяжело дыша. Глаза снова стали нормальными – и будто смертельно больными. Он смотрел на Убера, полуседой, измученный, весь в испарине. Со лба катился пот, капал с густых бровей. Капля сорвалась с носа… разбилась о платформу… – Видишь, странник? – Голос Мамеда был хриплый и надсаженный. – Уходи, пока можешь. Уходи. А мне… мне уже поздно. Он повернулся и, пошатываясь, пошел обратно в «Краба». Убер задумчиво потрогал лоб. Однако. И тут снова раздался крик. Тягучий, тоскливый, мучительный. Так кричат киты на дне океана. Убер когда-то слушал записи. Совершенно инфернальный звук – звук вселенского одиночества. Прямо в животе от него леденело. Вот и тут что-то похожее. Мамед вздрогнул, на мгновение остановился… Снова пошел как ни в чем не бывало. Исчез в дверях «Краба». – Вот такой вот, сука, пердимонокль, – пробормотал Убер, глядя ему вслед. 6. Плохое молоко – Есть хочешь? – спросила Нэнни безнадежно. Прежде чем девочка ответила, Нэнни краем глаза заметила, что к палатке кто-то подошел. Высокий темный силуэт вырос за тонкой тканью, остановился… «Ну кто там еще?» Мика сложила руки на груди, подняла плечи и угрюмо молчала. Она обиделась. Теперь это на полдня минимум. Нахохлилась как воробей, и даже есть не дозовешься, даже если будет умирать от голода. Мика всегда хочет есть. Нэнни вздохнула. А кто ж не хочет? – Тук, тук, – сказали снаружи. – Дома есть кто? Нэнни помедлила. Голос знакомый. Но не сказать, чтобы она была рада. – Кто это? – спросила она. – Ни за что не догадаетесь. Ответил насмешливо-хрипловатый голос. По интонациям чувствовалось, что человек за стеной улыбается. Мика подняла голову. Нэнни посмотрела на девочку с укором, та ответила угрюмым и неуступчивым взглядом. Фыркнула. Нэнни вздохнула. «Ох, когда же это кончится. Как я устала». Еще этот приперся… – Можно, – сказала она. Полы палатки распахнулись, вошел Убер. Ему пришлось сесть на корточки, чтобы поместиться здесь. Несмотря на неудобство, скинхед с интересом огляделся. Увидел Мику, оценил ее угрюмость и обиду и поднял брови. Покивал. – Я даже не буду спрашивать, зачем ты приперся, лысый, – сказала Нэнни. Убер хмыкнул. Мика вдруг нарушила молчание и, словно продолжая разговор, произнесла: – Это он. Нэнни резко обернулась: – Кто он? – Ангел, которого послал мне Бог. Помнишь, я тебе рассказывала, Нэнни? Нэнни вздохнула. Опять начинается. – Что это за ангел такой? Господи боже, с черными перьями! Это ворона какая-то, а не ангел. – Она повернулась, оценивающе оглядела Убера с головы до ног. «А красивый мужик, хотя и лысый». – Страшный и наглый. И рожа бандитская у твоего ангела. Убер засмеялся. Мика исподлобья посмотрела на Нэнни, затем моргнула, открыла рот… Похоже, любопытство сильнее обиды, подумала Нэнни злорадно. – Кто такая «ворона»? – спросила Мика. Убер удивился: – Ворона? Ты что, никогда не видела ворон? Мика покачала головой. – Нет. «Позорит меня перед людьми». Нэнни сказала с упреком: – Ты в книжке видела! Мика вздернула короткий нос: – А в книжке, конечно, все настоящее? Правда? Извини, Нэнни, это тебе надо повзрослеть. Убер захохотал, уже не сдерживаясь. Мика нахмурилась, а затем сама начала смеяться, прикрывая ладошкой рот. Эти двое, большой и маленькая, косились друг на друга и смеялись все сильнее. |