
Онлайн книга «Безумие белых ночей»
![]() — Скучно, жарко и хочется в отпуск. — Отпусти себя — выпей холодного шампанского. — Я бы выпила, так не наливают. — Вот и у меня то же самое: я бы налила, так никто не пьет. Если одна из подруг шутила, то другая непременно должна была посмеяться, невзирая на качество шутки, поочередно, каждая в свою трубку, словно в этот момент была ее очередь подбросить дров в костер, чтобы огонек задора не погас. Это смахивало на смех за кадром в комедийных сериалах, только домашнего производства. — Как у тебя с твоим? Ты еще встречаешься? — Нам трудно строить отношения, мы закипаем из-за мелочей. — Вам надо больше целоваться. — Зачем? — Чтобы научиться закрывать глаза. — Я устала от компромиссов. «Знала бы ты, как я устала от них», — вздохнула про себя Шила. — Мне не компромиссы нужны, а мужчина, — добавила Джульетта. «Точно», — снова прокомментировала про себя Шила. — Как я тебя понимаю, Джульетта. Летом, когда тепло, мне ничего не нужно, кроме надежного мужчины на своей яхте успеха, наполненной парусами моих надежд. — Где бы мне такого взять? — вздохнула Джульетта. — Его надо вырастить. — Дашь рассаду? — В понедельник? Откуда? — Понедельник никогда не был добр к людям, у него и без того хватало забот. Тем более, что за доброту отвечает суббота. А до нее еще целая пропасть. Я… Хочу на море. — Зачем? — Я чувствую, как оно волнуется без меня. — Еще бы, красивая ты, Джульетка! — делала приятное подруге Шила. Она понимала, что ее слова не кунилингус, конечно, но все же. — Что ни говори, а красота отпугивает, как яркая опасная рыбка в Красном море, которую боятся трогать. Вот к примеру, в выходные, когда я высплюсь и выгляжу очаровательно, никому нет до этого дела, а посреди недели, когда возвращаюсь с работы усталой и измученной, обязательно кто-нибудь приклеится. — Какой вывод? — Мужчины любят работящих. — Вот поэтому сейчас мы встанем и пойдем работать. Мы же должны быть любимыми, красивыми, верными. — Никто никому ничего не должен. — Так говорят обычно те, кто уже исчерпал кредит доверия. — Какое счастье, что за машину я выплатила, пока была замужем. Что бы я ни говорила, как бы я ни феминизировала, Шила, а бабе все равно нужен какой-никакой, а муж. Потом я услышала какое-то замешательство: «Бл… молоко убежало, хотела себе эспрессо сделать по рецепту. Рукожопая и есть рукожопая», — это было в духе Джульетты, которая лихо мешала красноречие с матом, в зависимости от обстоятельств. Красноречивый человек красноречив во всем. Так же ее и по жизни болтало — то вверх, то вниз. Весы. — Далеко убежало? — Что убежало? — Молоко. — Кончай издеваться. Хочешь помочь — приходи, плиту помоешь. — Муж помоет. — Какой муж? — Следующий. Какой-никакой, а муж тебе нужен. — Мне нужен такой мой муж, с которым я всегда буду чувствовать себя невестой. Если же дел было невпроворот, Шила звонила мужу, чтобы чувствовать поддержку. Когда ей очень хотелось сказать ему нечто важное. Она писала… Стирала… Опять что-то набирала в столбик: Не заходи Вконтакте, в Фейсбук не заходи Подумай о себе О близких О душе Возьми бокал мартини Чтоб мысли были беспосадочно легки Писать не надо Лучше позвони «Нет. Все удалила. Пообщалась. Блин!» — крутила она про себя после очередной неудачной попытки написать. Артур позвонил сам. Именно за это она его ценила. Он был очень чувствителен ко всем ее колебаниям, буквам, точкам и запятым. Часа через два после звонка они встретились. Если тела все еще пытались пристроиться друг к другу, выискивая позу наибольшего прикосновения, то души все еще играли в догонялки, кружась где-то под коваными фонарями, словно мотыльки, все еще рискуя обжечься. Этим риском были наполнены их крылья. Сердца читали между строк. Целоваться — все равно что читать между строк. Двух влажных розовых строк. Желание читалось ниже, меж ног. Солнце клонилось к весне. Мы шли, взявшись за руки. И болтали на разные темы: — Иногда я думаю, чем я хуже других? Почему некоторые счастливее меня? — С чего ты взяла, что они счастливее? — Я ведь думаю о них. Кстати, куда мы идем? — Ко мне, я знаю короткий путь через двор… Что ты остановилась? — К тебе я бы предпочла через сердце. — Твои стройные ножки там уже потоптались, если ты не заметила. — Предложил бы тапочки, я бы не наследила. — Как же я робок. Робость меня когда-нибудь погубит… или сделает роботом. — Моим? — Посмотрим. Может, останешься на ночь? — Я не умею. Так она ответила, но потом быстро научилась. Тогда она осталась у меня впервые: — А кто это там у тебя скулит? — Поставил стиральную машину. — Я тоже боюсь темноты. Сначала мы долго пили чай на кухне, смеялись и целовались с него, как с марихуаны. Не знаю, почему нам так было смешно, ржачно, заразно, возможно, весна. Ее прибавилось в крови, и гормоны начали выползать из своих нор, нарушая привычный порядок вещей. Голоса наши становились все беззвучнее, потому что их связки уже были сорваны приступами смеха, губы стерты поцелуями. — Тихо!.. Слышишь… этот зловещий… смешок? — стала прислушиваться Шила, разделяя свои слова поцелуями. — Слышишь? У тебя даже мебель смеется, — начала она раскачивать свое тело все сильнее на кухонном уголке. Из которого действительно просачивался скрипучий мебельных хохоток. — Ты смеешься под фанеру. Шила, где твоя искренность? — Там. — Где там? — Догадайся. Мы лежали в ней, в темноте, в бассейне постели, полного хлопка. То и дело наплывая друг на друга, словно котики, в беспощадном желании спариваться. Женщине надо знать точно, кем она будет чувствовать себя наутро: дурой или любимой дурой, если останется на ночь. Это была одна ночь, а потом тысяча других, и каждая из них вешала на наши отношения звезду, словно награду за постоянство. Скоро их была целая плеяда. Мне казалось, меня кто-то вел по этому млечному пути то медленно, то страстно: |