Книга Сеть Алисы, страница 32 – Кейт Куинн

— Раз ты здесь, значит, хочешь, чтоб я тебя прикончила. — Губы Виолетты почти не двигались. — Сука ты малодушная.

Я съежилась, как от пощечины. Но эти два бойца, разделенные прилавком, были спокойны, словно говорили о фарфоровых ложках. Они очень отличались: одна — рослая, костлявая, искалеченная, другая — коренастая, опрятная, респектабельная. Но точно гранитные колонны, обе стояли друг против друга, исторгая черные клубы ядовитой клокочущей ненависти, от которой у меня буквально пересохло во рту.

Кто же вы такие? — подумала я.

— Один вопрос. — Из голоса Эвы исчезла насмешка, такой серьезной я ее еще не видела. — Один вопрос, и я уйду. Я бы спросила по телефону, но ты бросила трубку.

— От меня ты ничего не узнаешь. — Женщина выплюнула эти слова, как острые осколки. — Я — не ты, не трусливая девка, распустившая язык.

Я думала, Эва на нее бросится. Она же наставила на меня пистолет только за то, что я назвала ее чокнутой старой коровой. Но Эва, сжав зубы, проглотила оскорбление, уподобившись мишени, принимающей в себя пули.

— Один вопрос.

Виолетта харкнула ей в лицо.

Я ахнула и качнулась к Эве, но обе женщины так себя вели, словно меня здесь не было вообще. Секунду-другую Эва не шевелилась, плевок медленно стекал по ее щеке, потом сдернула перчатку и демонстративно утерлась. Виолетта выжидала, только очки ее сверкали. Я еще чуть приблизилась к Эве. В студенческом общежитии я видела женские склоки, когда из-за сплетни противницы расцарапывают друг другу физиономии. Но сейчас наблюдала вражду, которая приводит к дуэли на рассвете.

Почему же все так непросто? — в страхе подумала я.

Эва выронила перчатку и звучно шлепнула ладонью по прилавку. В глазах Виолетты что-то мелькнуло, когда она взглянула на изуродованные пальцы.

— В девятьсот семнадцатом Рене Борделон погиб? — тихо спросила Эва. — Скажи «да» или «нет», и я уйду.

У меня вздыбились волоски на загривке. То и дело возникало это имя: в справке по Розе, в Эвином кошмаре. И вот сейчас. Кто же он, кто?

Виолетта не сводила глаз с искалеченной руки.

— Я уж и забыла о твоих пальцах.

— Тогда ты сказала, что я это заслужила.

— Ты заикаешься меньше. — Виолетта презрительно скривилась. — Что, помогает виски? От тебя несет, как из бочки.

— Виски со злостью — прекрасное средство от заикания, а я по ноздри полна и тем и другим, — рявкнула Эва. — Отвечай на вопрос, манда ты вонючая! Что стало с Рене Борделоном?

Виолетта пожала плечами:

— Откуда я знаю? Из Лилля я уехала одновременно с тобой. Тогда Борделон был в полном порядке и все еще владел «Летой».

«Лета» — так назывался ресторан, в котором работала Роза. Но только в Лиможе, не в Лилле, — в замешательстве подумала я. И потом, я же искала информацию о событиях сорок четвертого года, а не Первой мировой. Я уж хотела о том сказать, но раздумала. Лучше не встревать в эту перестрелку глазами.

Хищный взгляд Эвы впился в собеседницу намертво.

— После войны ты ненадолго приезжала в Лилль. Об этом я узнала от Кэмерона…

Теперь какой-то Кэмерон. Сколько еще новых персонажей этой пьесы выпихнут на сцену? Хотелось заорать, но я стерпела и только уставилась на Эву, словно пытаясь выудить ответ. Хватит уже вопросов, черт бы вас побрал, гоните ответы!

— … и он же сказал, что в семнадцатом Борделон погиб — горожане пристрелили его как поганого предателя.

— Он и был поганым предателем, — процедила Виолетта. — Только никто его не убивал, иначе я бы о том знала. Получи он по заслугам, весь город плясал бы на улицах. Нет, по моим сведениям, этот гад сбежал сразу после отступления немцев. Он же понимал: пуля в спину — лучшее, на что ему можно рассчитывать. В Лилле его больше не видели, это уж точно. По крайней мере, в восемнадцатом он еще был жив. Всегда выходил сухим из воды. — Виолетта криво усмехнулась. — Если Кэмерон сказал иное, он, значит, солгал. А ведь ты вечно гордилась своей способностью учуять ложь.

Я совсем ничего не понимала, только заметила, как Эва ссутулилась и ухватилась за прилавок. Я машинально поддержала ее, боясь, что она упадет. Вопреки ожиданиям, она не отшила меня едким замечанием, но зажмурилась и прошептала:

— Лжец. — Эва тряхнула седыми прядями. — Бесчувственный, сволочной лжец.

— А теперь… — Виолетта сдернула с носа очки и принялась их протирать — …можешь валить из моей лавки.

— Дайте ей минутку, — потребовала я.

Пусть иногда Эва доводила меня до белого каления, но я не позволю какой-то подслеповатой лавочнице порвать ее в клочья, когда она в таком состоянии.

— И тридцати секунд не дам. — Впервые за все время Виолетта посмотрела на меня и, пошарив под прилавком, достала «люгер», точно такой же, как Эвин. — Пользоваться им я умею, девчонка. Убирай отсюда эту суку, даже если придется волочить ее за ноги.

— Вы обе совсем охренели со своими пистолетами! — выкрикнула я.

Эва выпрямилась, лицо ее напоминало страшную гипсовую маску.

— Мы закончили, — тихо сказала она и пошла к выходу.

Подобрав с пола ее перчатку, я последовала за ней, сердце мое колотилось, как бешеное.

Нас догнал голос Виолетты:

— Сны видишь, Эва?

Натянутая, как струна, Эва встала, но не обернулась.

— Каждую ночь.

— Надеюсь, она тебя придушит. Каждую ночь мне снится, что она стискивает пальцы на твоем горле намертво.

Казалось, сейчас душат саму Виолетту — она говорила сквозь сдавленное рыдание. Дверь за нами закрылась, прежде чем я успела спросить, о ком идет речь.

— Извини, — отчужденно сказала Эва.

От удивления я чуть не опрокинула свой кофе. Мертвенно бледная, Эва обхватила кружку изуродованными руками. Когда мы вышли из лавки, она села в машину и уставилась перед собой.

— Найдите гостиницу, — тихо сказала я Финну.

Он высадил нас перед отелем напротив уютной ратуши, а сам отъехал на парковку. Мы с Эвой сели за столик в холле гостиницы. На превосходном французском Эва заказала кофе и опростала в него свою серебряную фляжку, игнорируя осуждающий взгляд официанта.

Теперь она подняла голову, и от ее невидящих глаз я едва не поперхнулась.

— Напрасно я тебя сюда притащила. Только деньги зря п-потратила. Я искала не твою кузину, а кое-кого другого.

— Ту женщину?

— Нет. — Эва отхлебнула сдобренный виски кофе. — Мужчину, которого тридцать лет я считала мертвым… Наверное, Кэмерон сказал о его гибели, чтоб я успокоилась. — Она покачала головой. — Такому благородному джентльмену не понять злобную стерву вроде меня. А я бы утешилась, если б увидела голову Рене, насаженную на кол.