Онлайн книга «Похитить Похитонова!»
|
Головокружение повело её в обход, мимо, мимо. Вечность спустя ревнивая тень всё-таки доползла до счастливой парочки. – Откуда в моей одежде посторонние? – выдохнул обескураженный рот. Прославленная блоггерша Лина Додошина вырвала край подола из рук неизвестной, оставив комментарий: – Это моё. Куплено в Милане. Она хотела чинно удалиться, но Холмская наскочила, как боевой петух: – Какой ещё Милан?! – Есть такой итальянский город. Витторио прыснул. – Платье сделано для Met Gala в Нью-Йорке, – отчеканила очнувшаяся Вера. Додошина ждала поддержки Лотуша. Тот, опасаясь оказаться в центре женской драки, сделал шажок назад. – Эвелина, берегись, у Холмской кулаки чешутся. Она сама не заметила красные следы на руках. Спрятала скорее в шершавые карманы. Стало больно. Раньше неё углядел, да ещё подшутил. А улыбка ласковая, голубые глаза добрые, ресницы длинными солнечными лучами тянутся обнять весь свет… Романтическая пауза подарила Додошиной возможность для побега. Холмская настигла её на лестничной площадке. Подбирая ускользающие тапки и громко сопя, она примерялась, как бы половчее схватить ворюгу. За трен исключено, за локоть – уронит бедную псинку. Лина подскочила к ступенькам и вдруг застыла. Платье было ей коротковато, из-под подола виднелась причина остановки. – У меня же каблуки восемь дюймов! – с мольбой простонала она. – А мне выдали лапти сорок первого размера, но я тебя догоню и убью. Сначала раздену, потом убью. Крутишь моим хвостом перед моим Витторио! Светло-лиловое тельце левретки мелко вибрировало. Она скребла коготками по изысканному кружеву, вдавливаясь в большую человеческую грудь, словно могла спрятаться внутри. Додошина спустила её на пол. Холмская глядела, как собачка зарывается в трен, сквозь пелену внезапных слёз. В носу было сыро, в горле першило. Эвелина беззвучно плакала. Впервые хозяйка тряслась сильнее, чем её питомец. Чтобы унять дрожь, она заговорила. – Если тебе так нравится платье, ты можешь поносить его после меня. – Это! Моё! Платье! – взревела Холмская. – Ты мне его вернёшь! – Давай я его верну в салон проката, а ты уже оттуда возьмёшь – и носи сколько хочешь. Адрес… Из головы вылетел. – Аха! – У меня визитка с собой есть. Позволишь за сумочкой сходить? Там, кстати, квитанция, тоже доказательство… Вера обмякла. Она обязательно изучит документ, обнюхает каждый уголок, колупнёт синий отпечаток фирменного штампа, хотя уже сейчас ясно – злодейка говорит правду. Гнев кипел вхолостую, не мог остановиться так сразу. Додошина, может, и не тырила дизайнерский наряд, но кое-что точно украла: сказочное воссоединение с Витюшей. Можно продолжать злиться на неё. С лязгом открылась дверь. – Вера, Вера. Холмская обернулась. Физиономия Лотуша сияла в предвкушении шутки: – Осторожно, злая собака! Левретка высунула укоризненную мордочку и закатила глаза. – Опоздал, мы уже помирились, – улыбнулась Лина. – После драки собаками не машут, Витторио. Троица продефилировала обратно в квартиру. Тоненькие лапки семенили под прикрытием трена: его словно нёс паж. * – Виктор понял, что если дальше будет тянуть, мы съедим весь дом, – загоготала Марина Жарченко, когда хозяин наконец подвёл гостей к хранилищу шедевров. – Отбил у меня Похитонова?! Вера ахнула и недоверчиво покосилась на Лотуша. – Сама поражена такой прытью, – донеслось из-за пончика, которым дородная Марина отгородилась от дальнейших расспросов. – У тебя есть Похитонов? – вцепилась в Витьку Холмская. – В кабинете висит. Я ради него и позвал тебя вообще-то. Неужели забыл сказать, когда видео записывал? Или не влезло, когда обрезал файл? – Туда влезло довольно длинное и туманное размышление о любви сквозь года, навсегда, никогда, города, провода, поезда. – А, – всплеснул руками горе-отправитель. – Так вот это же про Похитонова как раз! Ты так его любила, магистерскую писала о нём, я и подумал, что ты пронесла любовь сквозь годы… – Пронесла. – …Захочешь увидеть… – Хочу. Она стояла перед ним, прямая, натянутая. Глаза в глаза. Струну задел, так пой. Витторио закашлял, тряхнул тёмным золотом локонов и повернулся, чтобы ввести дам в кабинет. Льстивые голоса принялисть наперебой хвалить полотна, развешанные по стенам. Холмская озиралась в поисках деревянной доски с миниатюрным мирком. Жарченко, пряча досаду за громогласной удалью, бойко отыскивала лоты, которые упустила на аукционе. – Где ж Похитонов? – обернулась она к счастливому владельцу. – Тут висел. – Как понять? – Упал, наверно, а уборщица положила где-нибудь, – промямлил хозяин драгоценной коллекции. – Хотя нет, она же сегодня… отсутствует… – Отсутствует! – передразнила Дана Скоблидюк. – У тебя, Витя, мозг отсутствует! Данная картина похищена, уважаемые! Она чуть ли не раскланялась перед публикой, как иллюзионист, успешно провернувший трюк с исчезновением кролика в цилиндре. – Разве можно злорадствовать? – прогнусавила Арина. – Почему нет, – облизнулась Скоблидюк. – Дана, ты сейчас на костях плясать будешь? – выпучил глаза Витторио. – Меня ограбили, надо срочно ловить преступника, пока времени мало прошло! Скоблидюк оттеснила его в сторонку внушительной грудью и, обведя стены размашистым жестом, продолжила: – Здесь представлены работы талантливых художников с прекрасно выстроенной композицией, тонким подбором цвета, сюжетным и стилистическим разнообразием, но Витенька дорогой ничего этого оценить не может. Он путает ванитас и унитаз! Каламбур попался Дане, когда она копалась в интернете, чтобы суметь поддержать беседу об арт-рынке. Холмская прекрасно знала, из какой статьи он выдран, так как являлась её автором. То был дебют. В семнадцать лет туалетный юмор – самое то. Когда спустя годы в твоём секонд-хэнде с важным видом копается взрослая тётя, это смешно. К тому же, кража крохотной шутки казалась мелочью на фоне похищения живописной миниатюры – поэтому она молчала. Притихли и остальные. Дана Скоблидюк, с орлиным зрением, но при этом в очках с острой оправой, умела наводить ужас на окружающих. Тусклая в светском общении, она расцветала опасными огнями, когда выпадал шанс выступить с едкой речью. Каждый ощущал спинным мозгом её беспринципность и отскакивал, чтобы не быть раздавленным, даже если был уверен, что никоим образом не стоит у неё на пути. |