
Онлайн книга «Обломов»
![]() — Я еще в будничном платье, все на кухне была. Сейчас оденусь, братец скоро от обедни придут, — отвечала она. — Ах, a propos о братце, — заметил Обломов, — мне надо с ним поговорить. Попросите его зайти ко мне. — Хорошо, я скажу, как они придут. — А кто это у вас кашляет? Чей это такой сухой кашель? — спросил Обломов. — Это бабушка, уж она у нас восьмой год кашляет. И дверь захлопнулась. "Какая она… простая, — подумал Обломов, — а есть в ней что-то такое… И держит себя чисто!" До сих-пор он с "братцем" хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек, с большим бумажным пакетом под мышкой, и пропадал в переулке, и потом, в пять часов, мелькал опять, с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и пропадал за крыльцом. Его в доме не было слышно. А между тем заметно было, что там жили люди, особенно по утрам: на кухне стучат ножи, слышно в окно, как полощет баба что-то в углу, как дворник рубит дрова или везет на двух колесах бочонок с водой, за стеной плачут ребятишки или раздается упорный, сухой кашель старухи. У Обломова было четыре комнаты, то есть вся парадная анфилада. Хозяйка с семейством помешалась в двух непарадных комнатах, а братец жил вверху, в так называемой светелке. Кабинет и спальня Обломова обращены были окнами на двор, гостиная к садику, а зала к большому огороду, с капустой и картофелем. В гостиной окна были драпированы ситцевыми полинявшими занавесками. По стенам жались простые, под орех, стулья, под зеркалом стоял ломберный стол, на окнах теснились горшки с еранью и бархатцами и висели четыре клетки с чижами и канарейками. Братец вошел на цыпочках и отвечал троекратным поклоном на приветствие Обломова. Вицмундир на нем был застегнут на все пуговицы, так что нельзя было узнать, есть ли на нем белье или нет, галстук завязан простым узлом и концы спрятаны вниз. Он был лет сорока, с простым хохлом на лбу и двумя небрежно на ветер пущенными такими же хохлами на висках, похожими на собачьи уши средней величины. Серые глаза не вдруг глядели на предмет, а сначала взглядывали украдкой, а во второй раз уж останавливались. Рук своих он как будто стыдился, и когда говорил, то старался прятать или обе за спину, или одну за пазуху, а другую за спину. Подавая начальнику бумагу и объясняясь, он одну руку держал на спине, а средним пальцем другой руки, ногтем вниз, осторожно показывал какую-нибудь строку или слово и, показав, тотчас прятал руку назад, может быть оттого, что пальцы были толстоваты, красноваты и немного тряслись, и ему не без причины казалось не совсем приличным выставлять их часто напоказ. — Вы изволили, — начал он, бросив свой двойной взгляд на Обломова, — приказать мне прийти к себе. — Да, я хотел поговорить с вами насчет квартиры. Прошу садиться! — вежливо отвечал Обломов. Иван Матвеич, после двукратного приглашения, решился сесть, перегнувшись телом вперед и поджав руки в рукава. — По обстоятельствам я должен приискать себе другую квартиру, — сказал Обломов, — поэтому желал бы эту передать. — Теперь трудно передать, — кашлянув в пальцы и проворно спрятав их в рукав, отозвался Иван Матвеевич. — Если б в конце лета пожаловали, тогда много ходили смотреть… — Я был, да вас не было, — перебил Обломов. — Сестра сказывала, — прибавил чиновник. — Да вы не беспокойтесь насчет квартиры: здесь вам будет удобно. Может быть, птица вас беспокоит? — Какая птица? — Куры-с. Обломов хотя слышал постоянно с раннего утра под окнами тяжелое кудахтанье наседки и писк цыплят, но до того ли ему? Перед ним носился образ Ольги, и он едва замечал окружающее. — Нет, это ничего, — сказал он, — я думал, вы говорите о канарейках: они с утра начинают трещать. — Мы их вынесем, — отвечал Иван Матвеевич. — И это ничего, — заметил Обломов, — но мне, по обстоятельствам, нельзя оставаться. — Как угодно-с, — отвечал Иван Матвеевич. — А если не приищете жильца, как же насчет контракта? Сделаете удовлетворение?.. Вам убыток будет. — А сколько там следует? — спросил Обломов. — Да вот я принесу расчет. Он принес контракт и счеты. — Вот-с, за квартиру восемьсот рублей ассигнациями, сто рублей получено задатку, осталось семьсот рублей, — сказал он. — Да неужели вы с меня за целый год хотите взять, когда я у вас и двух недель не прожил? — перебил его Обломов. — Как же-с? — кротко и совестливо возразил Иван Матвеевич. — Сестра убыток понесет несправедливо. Она бедная вдова, живет только тем, что с дома получит, да разве на цыплятах и яйцах выручит кое-что на одежонку ребятишкам. — Помилуйте, я не могу, — заговорил Обломов, — посудите, я не прожил двух недель. Что же это, за что? — Вот-с, в контракте сказано, — говорил Иван Матвеевич, показывая средним пальцем две строки и спрятав палец в рукав, — извольте прочесть: "Буде же я, Обломов, пожелаю прежде времени съехать с квартиры, то обязан передать ее другому лицу на тех же условиях или, в противном случае, удовлетворить ее, Пшеницыну, сполна платою за весь год, по первое июня будущего года", — прочитал Обломов. — Как же это? — говорил он. — Это несправедливо. — По закону так-с, — заметил Иван Матвеевич. — Сами изволили подписать: вот подпись-с! Опять появился палец под подписью и опять спрятался. — Сколько же? — спросил Обломов. — Семьсот рублей, — начал щелкать тем же пальцем Иван Матвеевич, подгибая его всякий-раз проворно в кулак, — да за конюшню и сарай сто пятьдесят рублей. И он щелкнул еще. — Помилуйте, у меня лошадей нет, я не держу: зачем мне конюшня и сарай? — с живостью возразил Обломов. — В контракте есть-с, — заметил, показывая пальцем строку, Иван Матвеевич. — Михей Андреич сказывал, что у вас лошади будут. — Врет Михей Андреич! — с досадой сказал Обломов. — Дайте мне контракт! — Вот-с, копию-извольте получить, а контракт принадлежит сестре, — мягко отозвался Иван Матвеевич, взяв контракт в руку. — Сверх того, за огород и продовольствие из оного капустой, репой и прочими овощами, считая на одно лицо, — читал Иван Матвеевич, — примерно двести пятьдесят рублей… И он хотел щелкнуть на счетах. — Какой огород? Какая капуста? Я и знать не знаю, что вы! — почти грозно возражал Обломов. — Вот-с, в контракте: Михей Андреич сказали, что вы с тем нанимаете. — Что же это такое, что вы без меня моим столом распоряжаетесь? Я не хочу ни капусты, ни репы… — говорил Обломов вставая. |