Онлайн книга «Обломов»
— Что ты? Бог с тобой! Этакой холод, а я только в ваточной шинели… — Я тоже в ваточном платье. Что за нужда. Пойдем, пойдем. Она бежала, тащила и его. Он упирался и ворчал. Однакож надо было сесть в лодку и поехать. — Как ты это одна попала сюда? — твердил тревожно Обломов. — Сказать, как? — лукаво дразнила она, когда они выехали на середину реки. — Теперь можно: ты не уйдешь отсюда, а там убежал бы… — А что? — со страхом заговорил он. — Завтра придешь к нам? — вместо ответа спросила она. "Ах, боже мой! — подумал Обломов. — Она как будто в мыслях прочла у меня, что я не хотел приходить". — Приду, — отвечал он вслух. — С утра, на целый день. Он замялся. — Ну, так не скажу, — сказала она. — Приду на целый день. — Вот видишь… — начала она серьезно, — я за тем звала тебя сегодня сюда, чтоб сказать тебе… — Что? — с испугом спросил он. — Чтоб ты… завтра пришел к нам… — Ах ты, боже мой! — с нетерпением перебил он. Да как ты сюда-то попала? — Сюда? — рассеянно повторила она. — Как я сюда попала? Да вот так, пришла… Постой… да что об этом говорить! Она зачерпнула горстью воды и брызнула ему в лицо. Он зажмурился, вздрогнул, а она засмеялась. — Какая холодная вода, совсем рука оледенела! Боже мой! Как весело, как хорошо! — продолжала она, глядя по сторонам. — Поедем завтра опять, только уж прямо из дома… — А теперь разве не прямо? Откуда же ты? — торопливо спросил он. — Из магазина, — отвечала она. — Из какого магазина? — Как из какого? Я еще в саду сказала, из какого… — Да нет, не сказала… — с нетерпением говорил он. — Не сказала! Как странно! Забыла! Я пошла из дома с человеком к золотых дел мастеру… — Ну? — Ну вот… Какая это церковь? — вдруг спросила она у лодочника, указывая вдаль. — Которая? Вон эта-то? — переспросил лодочник. — Смольный! — нетерпеливо сказал Обломов. — Ну что ж, в магазин пошла, а там? — Там… славные вещи… Ах, какой браслет я видела! — Не о браслете речь! — перебил Обломов. — Что ж потом? — Ну, и только, — рассеянно добавила она и зорко оглядывала местность вокруг. — Где же человек? — приставал Обломов. — Домой пошел, — едва отвечала она, вглядываясь в здания противоположного берега. — А ты как? — говорил он. — Как там хорошо! Нельзя ли туда? — спросила она, указывая зонтиком на противоположную сторону. — Ведь ты там живешь! — Да. — В какой улице, покажи. — Как же человек-то? — спрашивал Обломов. — Так, — небрежно отвечала она, — я послала его за браслетом. Он ушел домой, а я сюда. — Как же ты так? — сказал Обломов, тараща на нее глаза. Он сделал испуганное лицо. И она сделала нарочно такое же. — Говори серьезно, Ольга, полно шутить. — Я не шучу, право так! — сказала она покойно. — Я нарочно забыла дома браслет, а ma tante просила меня сходить в магазин. Ты ни за что не выдумаешь этого! — прибавила она с гордостью, как будто дело сделала. — А если человек воротится? — спросил он. — Я велела сказать, чтоб подождал меня, что я в другой магазин пошла, а сама сюда… — А если Марья Михайловна спросит, в какой другой магазин пошла? — Скажу, у портнихи была. — А если она у портнихи спросит? — А если Нева вдруг вся утечет в море, а если лодка перевернется, а если Морская и наш дом провалятся, а если ты вдруг разлюбишь меня… — говорила она и опять брызнула ему в лицо. — Ведь человек уж воротился, ждет… — говорил он, утирая лицо. — Эй, лодочник, к берегу! — Не надо, не надо! — приказывала она лодочнику. — К берегу! человек уж воротился, — твердил Обломов. — Пусть его! Не надо! Но Обломов настоял на своем и торопливо пошел с нею по саду, а она, напротив, шла тихо, опираясь ему на руку. — Что ты спешишь? — говорила она — Погоди, мне хочется побыть с тобой. Она шла еще тише, прижималась к его плечу и близко взглядывала ему в лицо, а он говорил ей тяжело и скучно об обязанностях, о долге. Она слушала рассеянно, с томной улыбкой склонив голову, глядя вниз или опять близко ему в лицо, и думала о другом. — Послушай, Ольга, — заговорил он наконец торжественно, — под опасением возбудить в тебе досаду, навлечь на себя упреки, я должен, однакож, решительно сказать, что мы зашли далеко. Мой долг, моя обязанность сказать тебе это. — Что сказать? — спросила она с нетерпением. — Что мы делаем очень дурно, что видимся тайком. — Ты говорил это еще на даче, — сказала она в раздумье. — Да, но я тогда увлекался: одной рукой отталкивал, а другой удерживал. Ты была доверчива, а я… как будто… обманывал тебя. Тогда было еще ново чувство… — А теперь уж оно не новость, и ты начинаешь скучать. — Ах, нет, Ольга! Ты несправедлива. Ново, говорю я, и потому некогда, невозможно было образумиться. Меня убивает совесть: ты молода, мало знаешь свет и людей, и притом ты так чиста, так свято любишь, что тебе и в голову не приходит, какому строгому порицанию подвергаемся мы оба за то, что делаем, — больше всего я. — Что же мы делаем? — остановившись, спросила она. — Как что? Ты обманываешь тетку, тайком уходишь из дома, видишься наедине с мужчиной… Попробуй сказать это все в воскресенье, при гостях… — Отчего же не сказать? — произнесла она покойно. — Пожалуй, скажу… — И увидишь, — продолжал он, — что тетке твоей сделается дурно, дамы бросятся вон, а мужчины лукаво и смело посмотрят на тебя… Она задумалась. — Но ведь мы — жених и невеста! — возразила она. — Да, да, милая Ольга, — говорил он, пожимая ей обе руки, — и тем строже нам надо быть, тем осмотрительнее на каждому шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под руку по этой самой аллее, всенародно, а не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове не смело родиться подозрение, что ты, гордая девушка, могла очертя голову, забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг… — Я не забыла ни стыда, ни воспитания, ни долга, — гордо ответила она, отняв руку от него. |