Один из потоков оказался на пути Януша. Вскоре он уже мог различать фигуры воинов. Янычары. Он сразу узнал их по сдвоенной, характерной только для них колонне и высоким белым головным уборам — калафатам. В руках — пылающие факелы. Отблески пламени играли на кольчугах, на панцирях, на рукоятках ятаганов.
На миг Януш пожалел о том, что его нет среди них. Но только на миг...
Впереди колонны шагал огромного роста человек. Вместо факела он держал в руке боевой топор, такой же огромный, как и его хозяин. Когда воины подошли ещё ближе, Януш узнал великана. То был Хасан — приятель по янычарской школе. Когда-то давно они делили все тяготы и невзгоды той суровой, полуголодной жизни. Потом, жизнь развела их по разным ортам, а затем и городам...
Пока Януш раздумывал, стоит ли обнаруживать себя и не помешает ли эта встреча его планам, великан вдруг выхватил факел у идущего сзади воина и, всмотревшись, с удивлением вскричал:
— Бозкурт? Ты ли это? Я едва признал тебя...
Через мгновение он уже мял Януша в объятиях, одновременно засыпая кучей вопросов:
— Почему ты здесь? Говорили, что ты в Синопе охраняешь султанского посланника... Ты что: шёл на штурм вместе с башибузуками? Где твоя орта? Отрастил бороду и этот странный наряд...
Януш слабо улыбнулся:
— Как я рад тебя видеть... Долгая история, брат...
— Да и у нас сейчас мало времени. Ты, я вижу, не совсем здоров. Ранен?
— Упал со стены... Неудачно...
— Эй, вы двое, отведите его в наш лагерь и проследите, чтобы его накормили и переодели во что-нибудь поприличнее!
Двое крепких молодцов тут же подхватили Януша под руки.
— Ну ладно, брат, если даст Всевышний, ещё увидимся после штурма. Жаль, что ты сейчас не с нами. Султан обещал щедрую награду тому, кто первый поднимется на стену города.
Когда Януша повели уже прочь, Хасан вдруг обернулся и прокричал:
— Бозкурт, брат, я совсем забыл сказать! Здесь дервиш Омар. Я ещё сам не видел его, но говорят, что он в лагере с ранеными...
Хасан ещё что-то кричал, но тут снова ожили пушки и последние слова его потонули в страшном грохоте. Но услышанного было вполне достаточно.
Дервиш Омар! Не может быть!
Сердце радостно забилось в груди Януша. Вот тот человек, которому можно будет всё рассказать и спросить совета, что делать дальше.
— Скорее, скорее ведите меня к раненым! — вскричал он. Ведущие его воины поначалу запротестовали, ссылаясь на приказ своего командира, но Януш требовал, умолял, говорил, что с ними или без них — всё равно пойдёт искать старика, и те, наконец, сдались...
На самом краю лагеря, неподалёку от Золотого Рога, было устроено некое подобие лазарета. Побитые и покалеченные люди, — кто-то пришёл сам, кого-то принесли товарищи, — лежали прямо на земле. Меж ними скорбными тенями скользили дервиши с факелами в руках. Дервишей было не более десятка, раненых — многие тысячи, большинство из которых медленно и мучительно умирали. Но умирая, они истово верили — и в этом им помогали дервиши, что совершили богоугодное дело и впереди их ждёт благодатный рай и тонкостанные юные гурии. Иншалла! — ведь так было угодно Аллаху!
«Вот он — ад!» — мысленно воскликнул Януш, когда ведомый дюжими янычарами оказался среди этого царства мрака и боли. Несчастные тянули к ним руки, кто-то просил пить, кто-то слёзно молил ударом кинжала или сабли прекратить его мучения, а когда они молчаливые проходили мимо, страшно скрежетали зубами и посылали вслед проклятья.
Навстречу им попался один из дервишей, который на вопрос Януша, где найти Омара, молча махнул костлявой рукой в сторону костра, одиноко горящего чуть в стороне. Этот костёр, казалось, был единственным светлым пятном среди сплошного мрака, если не считать разрозненных, медленно плывущих над землёю огоньков дервишских факелов.
Когда они подошли поближе, то стало видно, как в дрожащем свете пламени какой-то седобородый старик возится с лежащим на кошме раненым. Одна штанина несчастного была разодрана, являя взорам сильно распухшую ногу, на другой ноге сидел какой-то головорез с перебинтованной головой. Ещё двое держали раненому руки. В зубах тот сжимал палку.
Увидев старика, Януш позабыл и про свою тошноту и головокружение, ибо стариком этим был не кто иной, как дервиш Омар. Такой же худой, подвижный, в стареньком халате и чалме — казалось, он совсем не изменился за прошедшие годы. Быстрыми, но острожными движениями старик вначале вправил сломанную ногу — на лбу раненого при этом выступили капельки пота, а затем густо смазал повреждённое место какой-то мазью из стоящего подле глиняной плошки. Под конец он ловко наложил на перелом несколько заранее приготовленных дощечек и обмотал всё это длинным куском ткани.
Юноша едва дождался, когда дервиш закончит и, вырвавшись из рук поддерживающих его янычар, закричал:
— Баба, это я — Бозкурт! Вы помните меня?!
Старик обернулся. Он кажется ничуть не удивился этому вопросу. Только глаза его чуть сощурились, припоминая:
— Подойди-ка поближе, юноша. Вот сюда, к свету костра. Позволь-ка мне получше рассмотреть тебя. Здесь темно, да и глаза мои уже не так остры, как прежде...
Несколько мгновений старик молчал, всматриваясь в лицо юноши.
— Да-да я узнаю тебя, мой мальчик... — сказал наконец дервиш и положил лёгкую старческую руку на плечо Януша…
Тот счастливо засмеялся.
— Баба, как я рад видеть вас. Но как вы оказались здесь? Почему?
— Где же ещё быть дервишу, как не на войне: помогать раненым и готовить умирающих к встрече со Всевышним...
— Баба, мне очень нужно с вами поговорить. Это очень важно...
Януш покачнулся. Тошнота вновь подступила к горлу.
Дервиш внимательно посмотрел на него:
— Хорошо. Только вначале закончу с делами, да и тебе тоже надо немного отдохнуть. Я смотрю: ты едва держишься на ногах. Что с тобой случилось?
— Упал со стены...
— Положите-ка его вот на эту кошму, — обратился Омар к сопровождающим Януша янычарам. — А я сейчас...
Вскоре он вернулся с дымящейся медной чашкой.
— Пей, — сказал он повелительным тоном, приподнимая голову юноши и поднося к губам его шершавый край чашки. Находящийся в ней отвар пах полынью и был горячим и терпким на вкус. Он огнём пробежал по жилам Януша, наполнив всё тело и голову приятным теплом. Вдруг отяжелели веки...
— А теперь закрой глаза и постарайся уснуть, — откуда-то издалека долетел до него ласковый голос старика. — Это будет для тебя лучшим лекарством...
И он заснул, несмотря на долетающий сюда грохот пушек, барабанный бой и вой флейт, знаменующих начало нового штурма...
22
— Воины Аллаха, к ору...!
