Книга Дело Бутиных, страница 74 – Оскар Хавкин

Что Хаминов, не известив и не дождавшись его, отбыл из Иркутска, — плохой признак.

Что Стрекаловский, не спросившись, поспешил в Нерчинск, а видать, оказался в Верхнеудинске, тоже никуда не годится.

Почему вдруг Марьин и Хаминов вместе? Верно, на Оби Марьинские пароходы, их готовят к летней навигации. А какие там дела у Хаминова?

Когда они вернулись на Большую в контору, их поджидал встревоженный Шилов. Он поднялся наверх вместе с ними, и по болезненному, с набрякшими подглазниками лицу — у его помощника не ладилось с почками — Бутин понял, что у него известие не из лучших. Что-то добавилось к больным почкам.

Бутин стал спиной к «голландке» отогреться.

— Ну говорите же, Иннокентий Иванович, что за неприятность? Приятных новостей теперь у нас не бывает!

Большаков сжал крупный упрямый рот. Тяжелые кулаки дернулись. Сложив ладные крупные ноги, словно складной аршин, он сел на низкий табурет — пуф возле трюмо — и вздернул на Шилова широкий резкий подбородок: «Чего там, Кеша, говори, выдюжим!»

— Михаил Дмитриевич, собирались тут купцы-то, кредиторы наши.

— Кто же их собирал и с какой целью, известно вам?

— Иван Степаныч Хаминов собирал. Для учреждения администрации. Только...

— Что «только»? Не тяните.

— Решили учредить администрацию. Без вас. Без вашего участия.

Ну Хаминов, ну Брут с берегов Ангары. Нанес исподволь удар и трусливо сбежал! Как же могли остальные согласиться с таким беззаконием?! Администрация по почину самого Бутина, добровольная, носит частный характер, учреждается по взаимному согласию, а его, владельца фирмы, юридического распорядителя дела, без его присутствия и ведома — раз, и отстранили! Будто он швейцар в ресторане, рассыльный на побегушках! Не об этом ли, не о предательстве ли Хаминова поспешил в Нерчинск рассказать Стрекаловский? Хаминов-то! Соглашался, не возражал, обещался разъяснить всем господам кредиторам предложения Бутина и уладить все миром... Вот оборотень-то!

— В Томск, что ли, съездить? — мрачно спросил Большаков. — Ох, руки зачесались!

Он поднялся с пуфа, выпрямился во весь свой чуть не трехаршинный рост и самым натуральным образом стал почесывать огромные, как листья лопуха, ладони.

— Я полагаю, Афанасий Алексеевич, — сказал смиренный Шилов, — я так думаю, что ездить в Томск объясняться с Хаминовым — дело бесполезное.

— А что не бесполезно? — отрывисто спросил Бутин.

— Не вовсе бесполезно, Михаил Дмитриевич, обойти купцов и доказать нецелесообразность исключения владельца Торгового дома из администрации. Что затея эта обернется против них и ихних капиталов.

— А что! — вскричал Большаков. — Это дело! Обойдем господ купцов всех до единого; жаль, что сладкоголосый господин Стрекаловский не с нами. Купеческие жены точно не устояли бы!

Шилов посоветовал начать с Шешукова. Это был купец среднего достатка, человек прямодушный и самолюбивый, держался особняком, независимо.

Втроем в кошеве, Большаков за кучера, — через час добрались до Ремесленной слободы, где бочком на улицу словно выкатился опрятный домишко-хибарка Шешукова. Невысокий щуплый человечек с задиристыми глазами встретил их вежливой и настороженной улыбкой. Зная его нрав — и свой! — Бутин не стал канителиться:

— Вы были, Савелий Никанорович, на собрании, как же случилось, что меня обошли, не пригласив, в администрацию не допустили? Что же, при своих нынешних трудностях, вовсе вам чужой человек?

Шешуков почесал корявым желтым пальцем левое ухо, с тем же усердием перешел к правому, оглядел всех троих мужчин, сидевших на лавке в горнице, независимым и уклончивым взглядом.

— Не, господин Бутин, какой же вы чужой, вы наш, сибирский, для всего купечества личность известная. Одно слово: Бу-тин! Вы не чужой, но весьма опасная личность. Вас пригласишь, а вы всех махом на лопатки! Вот сейчас общество решило, я смелый, а тогда бы не пикнул, ни-ни! Вот потому без вас. А как же нам быть, господин Бутин, у нас же каждая полушка на учете, и будь вы на моем месте, вы так же рассудили. Тем более Иван Степаныч Хаминов очень убедительно нам наши права разъяснил. Не обессудьте, мы свое получим, а вы не обеднеете с моих грошей.

Ну какой же может быть спор с этим хлипким мужичком, купцом третьей гильдии, едва сводящим концы с концами мелкой бакалейной торговлей, скупкой ореха, ягод, продажей дров? Вначале загордившимся, что попал в одну компанию с такими тузами, как Бутин, Марьин, Хаминов, московские Морозовы. А теперь ему бы ноги утащить с тридцатью тысячами кровных. Вперед в кубышке их держать будет.

— Ваше дело, Савелий Никанорыч, и ваше право, я хотел только предупредить, что раз меня отвели, то администрация считается незаконной, — сказал миролюбиво Бутин, и Шешуков, ожидавший громовой баталии, снова почесал за ухом. — Нам бы хотелось знать: господа Юдин, Тецкий, Гречишкин, Марьин в полном согласии высказывались, неуж никто не вступился за меня?

На смышленом, рыжеватом от бороды, усов, бровей и ресниц лице Шешукова сначала можно было прочесть: «А что вы меня допекаете? Пойдите к ним, пусть сами скажут!» Но господа не шумели, подход был вежливый, уважительный, зачем ему-то ерепениться.

— Я так, господа хорошие, скажу: Иван Степаныч сурьезные цифры приводил, купцы даже очень резкие выражения употребляли, а вот Кирилл Григорьевич, господин значит Марьин, тот возражение делал, что, мол, без вас никак нельзя. Ну а я, как все.

Он развел руками — разговор был окончен. Что с него взять, — он не закоперщик, закоперщик сбежал в Томск.

...Что же дальше?

— А дальше вот что, Афанасий Алексеевич, вам надо спешно в Нерчинск: нет сомнений, что иркутяне отправят к нам доверенного для овладения имуществом. К делам никого не допускать, книги не показывать, те, что остались в копиях, ключи — никому, хоть кто.

— Будьте покойны, Михаил Дмитриевич, — казалось, Большаков только и ждал начала боевых действий, — у меня шибко не разгуляются!

— Иннокентий Иванович, к утру я составлю обстоятельную жалобу от себя и брата, снесете ее в иркутский городской суд. Там с разбирательством не спешат. Но поелику жалоба подана, то препона Хаминову: управление по закону остается в наших руках, время протянем, а там поглядим. Оставайтесь в конторе и следите за действиями Хаминова и прочих. А я, может, махну в Москву...

19

Он не махнул в Москву. Он, на удивление себе, махнул в черемушник на Хиле. Что-то позвало — до стеснения в груди. Скорее туда, скорее...

И знал об этом лишь один Петр Яринский — ненавязчивый, преданный, чувствующий, когда должен быть рядом, когда исчезнуть в тайге.

Этот уголок нерчинской тайги притягивал Бутина особенно в самом начале весны. Еще нет тепла, в воздухе ночью еще студено, но солнце с утра до того ярко, что снег на крутых склонах и открытых закрайках леса рыхлеет и подтаивает. У чуткой к дыханию весны белой вербы неожиданно проклюнутся тонкими усиками листочки, зашуршат в голых ветвях невесть откуда налетевшие зеленокрылые галки, а в синем небе, словно живые комья снега, откуда-то с юга потянут пухлявые пуночки и хохлатые, в желтом наряде, похожие чем-то на уланов, бойкие свиристели.