Книга Сущность, страница 87 – Бентли Литтл

Меган натянула джинсы, и мама снова прижала его к ране. Боль пронзила ногу, как молния, и девочка пронзительно взвизгнула.

– Хочешь, я понесу тебя? – спросил папа.

Меган кивнула.

– Да, наверное, так будет лучше, – быстро согласилась мама. – Иначе кровь начнет фонтанировать.

– Заведи фургон и открой боковую дверь, – сказал папа и, крякнув, поднял Меган, одной рукой поддерживая ее затылок, а другой – согнутые колени.

Она видела, как по его руке из ее раны безостановочно течет кровь и образует на полу пугающего вида лужи. Протянув руку к бедру, Меган сильнее прижала к порезу полотенце со льдом, пока ее мама бежала через дом к фургону на подъездной дороге.

– Меган? – с тревогой в голосе сказал Джеймс.

– Со мной все будет хорошо, – успокоила она брата, хотя сама понятия не имела, так ли это или нет. Кровотечение все никак не останавливалось и даже не уменьшалось, и это было очень страшно. Неужели она разрезала какой-то крупный сосуд? А вдруг она умрет?

– Где дедушка? – спросила Меган, когда папа нес ее по коридору.

– Мы не знаем, – признался он.

– Он умер? – Может быть, поэтому она и начала себя резать.

Это был на редкость прямой и откровенный вопрос, и ответ ее отца был таким же откровенным.

– Этого мы не знаем.

«Это сделал дом», – подумала Меган. Ей и Джеймсу следовало держать язык за зубами.

Я убью вас обоих.

Хотя они и уехали из него, им не следовало раскрывать его секреты. Теперь им придется за это заплатить. Меган заплакала, хотя и не смогла бы сказать, плачет ли из-за дедушки, от боли в ноге или вообще от всего того, что происходит.

Двигатель уже работал, боковая дверь была открыта. Мама находилась в салоне, укладывая полотенца на заднее сиденье.

Родители опустили на них Меган. Они не знали точно, как ее пристегнуть, и у них не было времени разбираться, так что мама просто села на пол рядом с ней, чтобы не дать ей упасть, а папа захлопнул боковую дверь, сел на водительское сиденье, быстро выехал задним ходом с подъездной дороги на улицу и рванул вперед.

По дороге в больницу у Меган начала кружиться голова. Ей вдруг стало тяжело и дальше держать глаза открытыми, и она на минуточку их закрыла.

После этого образы и звуки стали прерывистыми: они то ненадолго возникали, то уходили опять. Одни из них оставались в ее памяти, другие сразу же забывались. Кресло на колесиках. Койка. Занавеска. Врач. «Она потеряла много крови». Укол. Плачущая мама. Телевизор. Рекламный ролик. Медсестра. Свисающий с крюка пластиковый пакет с отходящей от него трубкой. Звук зуммера. Папа, сидящий на стуле и смотрящий на нее. Джеймс. Бабушка. Два разговаривающих врача. Мама. Папа. Мама.

Наконец все утряслось. Меган находилась в больничной палате, был день. Солнце светило в окно, находящееся слева от нее над койкой, на которой лежал какой-то храпящий старик.

– Она пришла в себя, – взволнованно сказала мама, и, несмотря на слабость, Меган невольно улыбнулась. Слышать ее голос было так приятно. Папа тоже был здесь, он смотрел на нее сверху вниз, потом появилась медсестра, улыбнулась и сказала Меган, что все будет хорошо.

Она явно потеряла много крови, поскольку действительно разрезала какую-то артерию, хотя, к счастью, небольшую, иначе бы, вероятно, уже умерла. Врачи все зашили, потерю крови восполнили переливанием и сейчас давали ей какое-то лекарство, чтобы помешать образованию опасных тромбов. Ей придется остаться в больнице под наблюдением врачей еще на несколько дней.

– Сколько?.. – Меган попыталась было заговорить, но в горле у нее пересохло, и вместо слов из него вырвался только хрип.

Медсестра взяла пластиковый стаканчик с водой с подноса, прикрепленного к правому краю койки, и вложила в рот Меган соломинку. Девочка начала пить, и это была самая прохладная, свежая и вкусная вода, которую она когда-либо пробовала. Горло пришло в норму, и она сглотнула, прежде чем попробовать заговорить опять. И на сей раз голос был хотя и слабым, но ясным.

– Сколько времени я здесь нахожусь?

– Со вчерашнего вечера, – ответила медсестра.

С прошлого вечера? Большую часть времени, которое Меган провела здесь, она была в отключке, но ей все равно казалось, что прошло уже несколько дней.

После того как медсестра ушла, в палате, если не считать храпящего старика, остались только они трое. Какое-то время все молчали, потом родители переглянулись, мама откашлялась и очень осторожно, так что было видно – она специально готовилась к этому разговору, тщательно подбирая слова, сказала:

– Солнышко, я знаю, тебе не хочется быть здесь. Я понимаю – тебе тяжело, – и совсем не хочу, чтобы стало еще тяжелее, но у нас с папой есть кое-какие вопросы, которые нам хотелось бы тебе задать.

Меган знала, о чем мама спросит ее сейчас.

– Я знаю, это был несчастный случай. Прости меня, что напугала тебя и что из-за меня ты так глубоко разрезала ногу. Мне следовало бы сначала постучать. Но, девочка моя, зачем ты вообще это делала?

Меган очень хотелось иметь ответ на этот вопрос, но у нее его не было.

– Я не знаю, – призналась она и заплакала.

Мама подошла к ее койке. Она не могла обнять Меган – к той тянулось слишком много трубок и было подключено слишком много мониторов, – но положила руку на плечо дочери, лежащее на подушке.

– Ничего, – сказала она и пальцем вытерла слезы с ее щек. – Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз, когда тебе станет лучше.

Меган вообще не хотела говорить на эту тему. Раз сейчас разговор откладывался, у нее будет время придумать какой-то ответ, но вряд ли она сможет назвать родителям настоящую причину. «Это делал дом», – снова подумала она. Вероятно, этот ответ был бы наиболее близок к истине.

Меган только что пришла в себя, но уже чувствовала усталость – скорее всего, из-за лекарства – и спросила родителей, не будут ли они против, если она немного поспит.

– Конечно, – сказал папа.

Мама сжала ее плечо, затем вернулась к своему креслу.

– Спи, солнышко.

Когда она проснулась, было время ужина. Медсестра подняла изголовье ее койки, чтобы Меган могла сидя съесть весьма неаппетитно выглядящую еду, стоящую на подносе, который был прикреплен к койке с помощью металлического кронштейна.

Ее родители по-прежнему сидели в креслах, хотя папа сейчас смотрел CNN по висящему на стене телевизору и даже не подозревал, что дочь уже проснулась, пока мама не ткнула его локтем.

Медсестра ушла, и они хорошенько посмеялись над ужасной больничной едой, которую Меган попыталась доесть. О порезах речь больше не заходила, и все происходящее за стенами этой палаты казалось чем-то далеким и не имеющим к ним никакого отношения. Храпевший старик тоже проснулся и, шумно чавкая, уплетал свой ужин. Папа заметил, как дочь посмотрела в сторону соседа, и, встав со своего кресла, задернул разделяющую их койки занавеску. Меган улыбнулась ему.