Онлайн книга «Ловец бабочек. Мотыльки»
|
— Признаю, наши отношения были… не совсем служебными. — И часто у тебя это случалось? — Иногда, — он признался спокойно, не видя в том греха. — Прости, но с тобой несколько… скучновато. Катарина простила. — С тобой тоже не особо весело было… — Вот поэтому нам и стоило разойтись, — Хелег потер переносицу. — И поэтому тоже. То, о чем я говорил раньше… я помню. И не сожалею. Это тоже не удивляло. Сожалеть его не учили. — С Рарисс другое… она… пожалуй, ради нее я мог бы поступиться… наверное, мог бы… но ее одобрили бы. У нее и дар имелся. В латентной форме, а это… — Я помню. — Мы познакомились случайно, но… она меня зацепила. А теперь она пропала. — Сочувствую. Хелег мотнул головой. Ему было плевать на сочувствие, и не за ним он явился. — Я знаю, Рарисс у него, — Хелег стиснул кулаки. — Только он слишком умен, чтобы подставиться… у меня нет доказательств… ничего нет… я не могу действовать напрямую… — А я могу? — И ты не можешь… не могла. Теперь тебе все равно. Ты расходный материал, а в этом есть свои преимущества. Откровенно. И от этой откровенности душно. — Чего ты хочешь? — Пойди к нему. — И дальше? Спросить, не он ли убивал? — Нет, конечно, но… — Хелег потер переносицу. — Его квартира… — Меня в ваш дом… — Я не об этой квартире говорю, — он поднялся. — У него есть дом на окраине. Старый такой дом… наследство от бабки… развалина совсем. Рарисс там, больше негде. Она должна быть в этом доме, но… я не могу туда сунуться… …потому что существует вероятность ошибки. А таких ошибок не прощают. Запомнят. Запишут. И карьера, о которой Хелег так печется, замрет. Его не сошлют на полуостров, но и не позволят подняться выше. И этот страх был сильней, чем опасения за жизнь его подружки. Что ж, той оставалось лишь посочувствовать… — Ты хочешь, чтобы я обыскала этот дом? — Осмотрелась… просто осмотрелась… если что-то не так, пошлешь вызов… — Знаешь, я ведь раньше и не представляла, какой ты на самом деле засранец, — Катарина поняла, что давно хотела это сказать. Хелег лишь руками развел. Да, он по-своему любит эту девицу, но любви этой недостаточно, чтобы рискнуть карьерой. Зато Катарине рисковать нечем. Чудесно. — Сегодня он будет в Управлении. Общий сбор… по некоторым вопросам. И Катарине, само собой, не положено знать, что это за вопросы такие, если объявляют общий сбор. — И мне пора… это будет подозрительно, если я не появлюсь. Вот так просто. И он уходит. После Хелега остается сложенная пополам бумажка и запах туалетной воды, густой, тяжелый. Хищный? Неужели все на самом деле будет так просто? — Вы же не собираетесь туда возвращаться? — Лев Севастьяныч отер чело клетчатым платком. — Собираюсь. Тайник покачал головой. Во взгляде его пречистом читался немой укор, который, впрочем, оставил князя равнодушным. Душа его изрядно очерствела на государственной службе, а потому к укорам молчаливым была нечувствительна. И Лев Севастьяныч, осознавши это, неодобрительно поцокал языком. — Если все именно так, как вы сказали, то это, уж простите, не наше дело. Пусть сами разбираются. Он размешал чай серебряною ложечкой, которую позаимствовал в Себастьяновом столе, как и чашку фарфоровую с ручкою крученой, и блюдце. Этакое самоуправство раздражало. — Вас едва не убили… — Меня много раз едва не убивали… Возражение сие Лев Севастьяныч отмел взмахом руки. — Это за вас просто всерьез не брались. А полезете, то и возьмутся. Я понимаю прекрасно, что вам претит оставлять девицу в беде, но жизнь такова… Он застыл, глядя на темную каплю, которая сползла по черенку ложечки. — Вареньица не найдется? — осведомился Лев Севастьяныч налюбезнейшим тоном. — А как же. Вам смородиновое или черничное? — Черничное… хотя… давайте смородину. Матушка моя, светлой памяти человек, — он коснулся сложенными щепотью пальцами лба, — весьма смородиновое жаловала. Она его как-то так хитро варила, что прозрачным получалось… темным, а прозрачным. И тяжелым. С ложечки стекает медленно… а во рту тает. Красота. Себастьян молча подал банку. Как и когда варенье появилось в этом кабинете, он не знал, но лишь надеялся, что, постоявши, оно не забродило и было пригодно для этого вот внезапного чаепития. — Ныне такого не делают, — с сожалением произнес Лев Севастьяныч и ложечку облизал. — Так вот… ваша смерть, дорогой мой князь, весьма осложнит и без того непростые отношения с Хольмом. А нам дружба надобна, очень надобна… расходы на содержание войск урезаются. И на побережье неспокойно. Вона, запад не дремлет, только и ждет, когда ж мы сцепимся, чтоб южные колонии к рукам прибрать… Варенье он ел медленно, со смаком. Разламывал калач, Себастьяном, к слову, купленный. Обмакивал куски калача в банку. Поднимал, позволяя стечь темное жиже. И облизывал ее, а заодно уж пальцы. Жмурился счастливо. — Вы свой долг исполнили сполна. К вам претензий никаких нет… более того, вот, — Лев Севастьяныч отерши пальцы платочком, выложил на стол грамотку, которую — тут и гадать-то нечего — носил с собою не первый день, момента подходящего дожидаясь. — Представление к награде… и заодно уж прошение о придании титулу статуса наследственного. Вам только и надобно, что подписать. — Благодарствую. Грамотку Себастьян взял. Как не взять, когда смотрят так, с тем же мягким укором, с ожиданием, которое лучше бы не обманывать, а то родина не простит. То есть, родина простит конечно, ей-то вовсе до Себастьяна дела нету, а вот Тайная Канцелярия возьмет на заметку. — Рассмотрят вопрос быстро, не сомневайтесь. А там и перевод сообразим. Вам же в Познаньск. Не воеводою пока, но вы, мыслю, сами не стремитесь… есть иные варианты, которые вам больше по характеру будут. …он отложил ложечку и потрогал глаза. — И чем вы меня опоили-то? — Не переживайте, — Себастьян чашку с недопитым чаем отодвинул. — Меня уверили, что здоровью не повредит… и вообще, нечего в чужих кабинетах хозяйничать. — Дурите, князь… — А как иначе? — Себастьян подсунул под голову тайника подушечку. — Вы б меня удерживать стали. А мне уж пора, ждут-с, понимаете ли… а за представление спасибо. Матушка моя очень любит, когда мы медальки получаем… |