Онлайн книга «Ловец бабочек. Мотыльки»
|
…старшая умрет. Скорее всего. …это будет печально, но удобно. И главное, что сам Геральд в этой смерти не виновен. Он даже не без удовольствия отыщет ту, что наслала проклятье. Накажет. И привяжет вторую. Если она выживет… …тетушка не обрадуется. Она изначально была против, но возраст… и силы… слишком много отдавала, вот и состарилась до срока. Мама права, скоро отойдет… может, месяц, может, год… а ведь могла бы еще сотню-другую прожить, не будь столь щепетильна. …с другой стороны оно и к лучшему. Матушка займет то место, которое причитается ей по праву рождения. А он… он сумеет доказать свою полезность роду. И всего-то нужно — подождать… Гражина решила, что она умерла. Сперва. Было больно. И холодно. Однажды она, распахнувши окно зимою — ах, хотелось тогда холодного свежего воздуха глотнуть — застудилась и слегла с кашлем. И вот тогда, это она помнила распрекрасно, в груди образовался точно такой же тяжелый ком, который на сердце давил. Ком топили теплым молоком, мешая его с медом и барсучьим жиром. Жиром же натирали грудь, укутывая поверху клетчатым шерстяным шарфом. Мазали пятки. И отступило. Холод вдруг сменился жаром, и Гражина разозлилась: колдовка она или как? …слабая. …матушка всегда повторяла, что Гражина слаба, бестолкова, ленива… и в том есть правда… ей все-то неинтересно было. Науки, конечно, давались кое-как, особенно арифметика, но… …она заставила себя сосредоточиться, как некогда сосредотачивалась на преглупых задачах с землекопами и соседскими яблонями… …колдовка. …и сила есть. Умений нет, но ничего, справится. Если нет, то матушка умрет… Гражина, превозмогая боль — грудь будто железным обручем стянуло — сделала глубокий вдох. И обруч затрещал. А марево превратилось в клубок путаных нитей. Протянув руку, Гражина тронула одну. И зашипела — нить поранила палец. Как ни странно, но малая эта боль вновь вызвала гнев. Да как смеют они… …она! Панна Белялинска со своим женихом… матушка с нею встречаться ездила, чтобы отказом порадовать… только, мнится, вовсе не обрадовалась дорогая соседка… и Гражина, зацепив горсть нитей, рванула. Больно? Потерпится. Она смяла их, скатав в махонький шарик, и с удивлением обнаружила, что нити не оторвались, но… надо продолжить… она катала этот шарик в ладонях, наматывая сразу десятки нитей… сминая пальцами, сплющивая, вылепливая из них нечто… …дом. …матушка строга. Постарела-то как. А колдовки ведь не стареют? Так говорят люди. Неужели обманули? Дорожка, выложенная речным камнем. Розы разрослись, затянули беседку колючей стеной. Пахнут хорошо, но под пологом их и душно, и влажно. — Зачем ты приехала? — мама пьет чай. Старый самовар. Еловые шишки в деревянном коробе. Пузатые кружки расписаны золотыми цветами. Сушки. Варенье. И осы не смеют тревожить покой колдовки. — Ты не рада? Ей почему-то представлялось, что матушка обрадуется… всенепременно обрадуется. Обнимет. Поцелует. Скажет, какою красавицей Деля стала. А она лишь нахмурила седые брови. — У тебя получилось уехать однажды. К чему рисковать? — Я хочу ребенка. — Зачем? …стена редеет. …и голубка вновь оживает в руках… не о том надо думать, но… …снова дом. И комната, в которой она провела детство. Здесь еще остались куклы, великое множество кукол, тряпичных и фарфоровых, деревянных и сплетенных из темной соломы. Старых и вовсе древних, но одинаково неприятных. И новая, привезенная ею самой, садится в уголке. Кровать маловата. И перину давно не выветривали. Она сделалась комковата, неудобна, и за ночь всю спину намозолила. Зеркал нет. Во всем доме нет ни одного зеркала, зато есть мальчишка, получается, двоюродный братец? Чей он сын? Иды или Ады? Они одинаково заботятся о нем, а он не делает меж ними различий. — Наша надежда, — говорит Ада. — Хорошо бы, если бы у тебя была девочка, — вторит Ида, поглаживая живот Дели. Он еще не так и заметен, но это прикосновение неприятно. — Были бы жених и невеста… — Не говорите глупостей, — матушкин голос скрипуч. Она появляется из ниоткуда, всякий раз именно тогда, когда заводят эти разговоры о девочке и женитьбе. — Вы знаете правила. Она сама выберет… …легче… …дышать становится легче. И память тускнеет. Дни сливаются в один, длинный, в котором уместилось и сливовое варенье — его тетки варят и ссорятся, кидать ли корицу или же имбиря тертого щепотку, или еще чего — и первый затяжной дождь. Жухлые листья на дорожках парка. Камин. Плед. Надоедливый мальчишка с рогаткой. И постаревший ворон с подбитым крылом… …день все тянулся… …роды. Боль. И страх, живой, явный, вдруг да опять… …пищащий комок, который суют в руки, присюсюкивая. Тетушки рады, а она… она боится взять этот комок в руки, потому что если возьмет, то непременно привяжется, прикипит сердцем. И сердце это не выдержит, случись что… …ее дочь все плачет, не способная успокоиться, и наплакавшись, наоравшись до хрипоты, замолкает, впадая в странное подобие полусна. Тетки хмурятся. Мать молчит. И все к Деле так ласковы, что и врач не нужен, чтобы приговор вынести. Врач не поможет, а вот… …черный камень. Холод под ладонью. И просьба, обращенная к тому, кто в камне. Она пришла сюда от отчаяния, не веря, что просьба эта будет услышана. Да и вправе ли она просить, если… …он помнит ее. …и ту овцу… и силу… и муку, которую Деля приняла на себя. Он помнит и отзывается теплой тьмой, а следом приходит понимание — теперь все будет хорошо. Надо лишь… …ребенок на камне. И матушка тут же… — Зима, — говорит она очевидное, и Деля понимает, что действительно зима. Холод. А она младенца на камень положила. Голого. И та не кричит, лишь смотрит темными пока глазенками, будто ждет… чего? — Он… он не навредит… он поможет… — Деля протягивает руку к камню. Тепло. Вокруг зима, а от камня исходит тепло. И это он убаюкал Гражину… …да, именно Гражину. Имя родилось из камня. И Деля приняла его, как приняла и дитя. Подняла. Прижала к себе… — Что ж… ей повезло, — в голосе матери нет уверенности. — Наверное… |