Книга Дыхание богов, страница 56 – Бернард Вербер

Храм был закрыт в TV в., когда император Феодосии запретил поклоняться Аполлону. Пифия предсказала это в последнем прорицании. Она сказала: «Прекрасный дворец разрушен, и Аполлон не имеет больше ни святилища, ни вещего лавра, ни говорящего источника».

Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

Этой ночью мне снились дельфины. Они летали в космосе. На них были украшения. Драгоценные камни складывались в упряжь. Дельфины летали и влекли за собой не колесницы, а обломки колонн и камни разрушенного греческого храма. Они махали плавниками, как крыльями, а их улыбка была похожа на улыбку Джоконды Леонардо да Винчи. В моей голове звучала фраза, которую я прочитал в «Энциклопедии» Уэллса: «Познай себя, и ты познаешь небеса и богов». Я видел не меньше пятидесяти пятнистых черно-белых дельфинов. Другие были серые или серебристые.

Дельфины попали в опасную зону, где их поджидали люди с железными прутьями, как в том выпуске новостей, который смотрела Юн Би. Один дельфин попытался защищаться. Он метался среди трупов товарищей, ныряя среди парящих вокруг капель крови. Иногда он выпрыгивал вверх, к овальному солнцу, и маленькие человечки метали в него железные прутья.

Мне хотелось, чтобы дельфины убили людей, но погибли они. Я кричал: «Защищайтесь! Защищайтесь же!» Раненый дельфин посмотрел на меня и произнес: «Таков смысл Истории». Остров с Дельфийским храмом превратился в прах, а люди с железными прутьями испускали победные крики.

Я проснулся вне себя от гнева. Мир снов перестал быть тихим убежищем. Я решил дать ему еще один шанс и снова заснул.

В следующем сне я увидел, как в небе парит ADN – пропеллер с тремя лопастями. Три разноцветные ленты, трепетавшие на ветру.

В голове, усиливаясь, зазвучала нежная музыка.

Ленты превратились в змей, у каждой на спине была начертана буква. У первой – A в красном круге, у второй – D в синем, у третьей – N в белом.

Три змеи поднялись на хвостах, образуя бесконечную спираль.

1. Красное – кровь Власти [14] .

2. Синее – умиротворяющее [15] бесконечное небо.

3. Белое – отсутствие цвета, Нейтральность.

Я вспомнил, что говорили мне учителя. Есть только три возможных отношения к Другому.

С тобой.

Против тебя.

Без тебя.

Все взаимосвязано, я чувствую, что все взаимосвязано, существует ключ, который нужно найти, объяснение, таящеейся в том, что происходит здесь. Я чувствую, что он спрятан в этих трех буквах.

A, D, N.

Любовь, Презрение, Беспечность [16] .

Атлантида, Богоубийство, Природа [17] .

Змеи поднимаются, следуя за музыкой, и вдруг кидаются друг на друга, дерутся, сплетаются. Сначала несколько маленьких узелков, потом огромный клубок, из которого торчат разъяренные разноцветные головы, пытающиеся укусить друг друга.

Клубок увеличивается, раздувается, и, наконец, превращается в целую планету, летящую в космосе. Вблизи видно, что поверхность ее состоит из плотно прижатых друг к другу змеиных голов – красных, синих, белых.

В моей голове еще звучит музыка, когда в 8 утра начинают звонить колокола.

Второе пробуждение.

Не хочу идти в школу. Нужно взять себя в руки.

Я долго стою под душем, надеваю новую тогу, чищу зубы, бреюсь, обуваю сандалии.

На улице туманно и пустынно. Словно наступил сентябрь, начало учебного года. Ребенком я мечтал остаться дома, в уютной постели, зарывшись в одеяло. Воздух влажен. Я с трудом переставляю ноги.

Сначала завтрак в Мегароне.

Я сажусь один в углу и набрасываюсь на тартинки с апельсиновым джемом. Я не поднимаю глаз от чашки. Рядом садится Рауль. Я чихаю.

– Простыл? Наверное, вчера, когда возвращались из оранжевой зоны, после ее жары – и в холод. Тоги плохо защищают от лесной прохлады и быстро отсыревают.

Я молча ем. Друг наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Я знаю, как нам сегодня вечером обойти Медузу.

Я делаю вид, что ничего не слышал. Он продолжает:

– Сделаем шлемы, чтобы не смотреть на нее. Она не сможет нас заставить открыть глаза. Фредди проведет нас. Он муза, с ним ничего не случится, ведь он уже превратился в химеру.

– Я никуда не иду сегодня вечером, – говорю я.

– Что это с тобой?

– Я устал.

– Потому что вчера тебя превратили в статую?

– Не только. Думаю, мне нужен отдых.

Я встаю, забираю чашку и тартинки и ухожу от Рауля. Сейчас я больше не хочу с ним разговаривать.

Я сажусь рядом с Жоржем Мельесом. Странно, но, когда меня одолевают сомнения, мне кажется, что по-настоящему реален только этот мастер иллюзий.

– Жорж, в чем секрет того карточного фокуса? С королями, дамами, валетами и тузами, которые собираются группами после того, как я десять или двенадцать раз снимал колоду?

Он понимает: прежде всего мне необходимо отвлечься.

– На самом деле нет никакого фокуса. Ты уверен, что выбираешь, а в действительности – нет.

Он достает колоду.

– Когда я собираю четыре кучки в одну, карты внутри разложены по порядку – король, дама, валет, туз, и снова король, дама, валет, туз уже другой масти. Понимаешь?

– Да.

– Итак, от короля до короля четыре карты, то же самое касается дам, валетов и тузов. Ясно? Когда ты снимаешь колоду, ты не нарушаешь этот порядок. Между двумя картами одного достоинства всегда остается тот же промежуток. И значит, раскладывая их снова в четыре кучки, ты можешь быть уверен, что каждый король ляжет вместе с королями, и так далее. Это всегда работает. Фокус в том, что фокуса нет. Ты можешь повторять его до бесконечности. Сколько бы раз ни снимали колоду, карты лягут как надо.

Я не уверен, что понял его, и Мельес достает карты. Он повторяет фокус, но на этот раз карты открыты. Я убеждаюсь, что, действительно, даже если снимать колоду двадцать раз, между двумя королями или двумя тузами всегда остается четыре карты. И когда я собираю их в одну колоду, они автоматически оказываются рядом.