Книга Его княгиня, страница 27 – Оливия Штерн

Ратибор только недоумевал — Велея казалась ему совершенно здоровой. Разве что… так ли безобиден был Таро?

Впрочем, думать еще и об этом не хотелось.

Размышлял Ратибор о том, что за всю свою жизнь ни разу никого не предавал, но, видать, наставало время. То суровое время, когда делаешь выбор — предать князя или себя самого?

Он медленно поднялся из-за стола, поклонился Бериславу, но тот даже не заметил. Ратибор посмотрел на сына: тот, низко опустив голову, медленно раскачивался из стороны в сторону.

«Ну вот, теперь дружинник», — мужчина хмыкнул и отправился в свои покои. Вслед неслись гомон, стук глиняных кружек и чье-то нестройное пение.

До своей опочивальни Ратибор не дошел, свернул на пол-пути, спустился по черной лестнице в кухню, а оттуда вышел во двор, за конюшню. Мороз крепчал. На черном небе переливались колючки звезд. Прямо над острой двускатной крышей терема повис бледный братец-Сиф, из тонкого серпика уже превратившегося в четвертушку полной луны. Под ногами хрустело.

Ратибор высмотрел знакомый силуэт в тени, неподалеку от навозной кучи, и, убедившись, что никто за ним не следит, шагнул ближе к стене конюшни.

— Ну, что скажешь?

Лица Тихора было не разглядеть в темноте, только глаза поблескивали.

— Да что тут говорить, отец. Чужестранца я лично под лед отправил, они ж лишний раз к нему прикоснуться боялись. Мол, воинской удачи не будет. А он, батя… Он не мертвый. Но и не живой. Волшба это большая, батя. Страшная.

— Ты сделал все, как я велел?

— А то, — в голосе Тихора послышалась гордость, — веревку к рукам привязал, и в снег ее вокруг проруби втоптал, чтоб никто не заметил. Не совсем понимаю, чего ты теперь хочешь?

Вряд ли мы его оживим.

— Мы его не оживим, верно… Но нам следует предать тело земле с должными почестями, сын.

Похоронить как героя. Не дело ему рыб кормить да в воде болтаться.

— Князю не понравится, — хмыкнул Тихор.

— А откуда он узнает? Уж не от тебя ли?

— Да нет, что ты…

Молчание.

— То-то же, — Ратибор огляделся. По-прежнему они были совершенно одни, — как владетельный князь отправится в покои, так и мы пойдем… к пруду…

— А Мирослав?

— А что — Мирослав? — Ратибор прищурился, — я его к сестре в Лесту отправил, вечером.

Науки торговые постигать.

Тихор фыркнул.

— Науки так науки, твоя воля. Лишь бы оно того стоило.

— Честь, сынок, всегда того стоит…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Гости угомонились, когда восточный край неба подернулся серой полоской подступающего утра. Ратибор и Тихор выехали на санях из города, к небольшому пруду, где летом бабы стирали белье.

«А ведь теперь, возможно, и ходить сюда будут бояться».

Тихор правил лошадью, Ратибор сидел рядом, но мыслями был уже далеко. Чувства обострились до предела, стали как у маленького мальчика. Грудь распирало, царапало единственным желанием — чтобы княгиня поверила тому, что скажет ей Мирослав. И это было самым главным…

Пруд расположился в низине, неподалеку от березовой рощи. Сейчас, в сумерках, заснеженные березы походили на бесконечные вереницы странных и даже пугающих чудовищ, опустивших белые щупальца, но готовых в любой миг атаковать. Да и пруд, куда отправили тело чародея, слепым бельмом смотрел в небо. Ратибор невольно поежился, покосился на Тихора и испытал невольную гордость за такого сына. Сидит себе, правит лошадкой, как будто товар на ярмарку везет. Да, такой с самим Хенешем сладит! А пруд… Что ж, возможно, он и будет проклятым, после такой княжьей благодарности.

Между тем они подъехали к самой кромке льда, и Тихор указал куда-то вперед, в сизую, приправленную рассветом темень.

— Вон там.

— Хорошо.

Ратибор выудил из-под рогожи топор, пилу для льда, и двинулся вслед за сыном. Шли недолго: скоро взгляд зацепился за небольшую прорубь, вокруг которой снег был затоптан десятком сапог.

— Гляди-ка, до сих пор льдом не затянулась, — присвистнул Тихор, — сдается мне, больше рыбы в этом пруду не будет.

— Нашему князю головой надо думать, а не седалищем, — буркнул Ратибор, — даже если чужестранец и умыкнул чужую жену.

Тихор уже шарил по снегу в поисках обрывка веревки.

— Я вот что думаю, отец. Вряд ли Таро украл княгиню. По ней вчера непохоже было, чтобы она с ним была против воли. Да и на вид вся тихая, скромная… На Велею точно не похожа.

— Мне она тоже понравилась, — негромко ответил Ратибор, — если бы не понравилась, я бы не делал… всего этого…

Тихор поднял в воздух веревку.

— Ну что, тянем?

Голос дрогнул. И неожиданно Ратибор понял, что даже его сын — неустрашимый Тихор, который самому Хенешу хвосты узлом завяжет, а потом меж рогов еще и спляшет — боится. Боится того, что они могут сейчас вытащить на свет Тефов.

В конце концов, никому из них не ведомо, чем мог обратиться таинственный чужеземец Таро после того, как его сердце пробила стрела. Не просто так Тихор говорил о том, что пустили под лед не-мертвого.

— Тянем, — Ратибор, не давая себе времени на сомнения, сам взялся за веревку, намотал ее заледенелый конец на кулак.

…Когда безжизненное тело черной кляксой легло на снег, оба они вспотели и запыхались.

— Это ты камень выбирал, что ли? — Ратибор вытер рукавом пот со лба.

— Я, — Тихор усмехнулся, — я проявлял должное рвение. Ты ж сам меня в дружину князю отдал, забыл?

И рубанул топором по натянутой веревке, уходящей под воду.

— Уфф… Все, вроде.

Глянул вопросительно. Ратибор же склонился к Таро, осторожно перевернул его на спину — и невольно отшатнулся.

Правду говорил сын. Чародей не был мертвым, равно как и живым. Стрела все так же торчала из груди, ее не смогли вынуть. Бледная плоть по-прежнему оставалась мягкой, упругой — как у живого. При этом Таро не дышал, глаза были плотно закрыты — как у мертвого.

— Хенеш меня дери, — в сердцах процедил Тихор, — это что ж такое, отец?!!