Книга Его княгиня, страница 63 – Оливия Штерн

— Пойдем.

Поднялся из-за стола, поправил одежду. Расправил плечи. Владетельный князь всегда должен им оставаться, особенно в глазах подданных.

— Погоди… Что она говорила?

Зимий повел плечом.

— Ничего, княже. Да мы и не спрашивали. Не наше это дело.

— Точно, не ваше… А мужик этот, что собой представляет?

— Ну, как… Парень молодой. Сказал, что награду хочет за пойманную жену.

— Знал, значит, что Злата — беглая жена, — пробормотал Велеслав и задумался.

…Он сразу увидел ее, золотое пятно на фоне темных силуэтов латников. Волосы расплескались по плечам, сияли на солнце.

И как только увидел ее, в груди словно ржавый гвоздь провернулся. Захотелось подбежать, подхватить на руки, прижать к себе, и никогда, никогда больше не отпускать. Очертить пальцами твердую линию скул, прикоснуться к мягким, зовущим губам… Она всегда была его княгиней, и ничьей больше.

А потом он встретил ее взгляд, и все внутри опустилось. Не жаркая любовь была в васильковых глазах, и даже не ненависть… только ледяное презрение.

Велеслав сжал кулаки. Ну что ж, посмотрим, как будешь орать в руках Горбуна — и тут же мелькнула мысль, а не отдать ли непокорную жену своим воинам для забавы. Велеслав передернулся. Нет. Ни за что. Если убивать, то собственноручно. Злата — его княгиня, и всегда ею будет, независимо от того, что она там себе вообразила.

— Та-ак, — протянул он, садясь на свое, княжье, место, — рад видеть тебя в добром здравии, дорогая жена.

Злата промолчала, лишь потупилась.

Велеслав пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь увидеть прежний, ставший привычным страх — и не видел. Что-то незримо изменилось в этой маленькой женщине, как будто она — и не она больше. Другая. Чужая.

— Что ж ты не приветствуешь мужа, как полагается? — он покачал головой, — я вот рад тебя видеть. А ты?

Взгляд Златы метнулся к нему. А сама она, сцепив руки на животе, отчетливо произнесла:

— Отпусти меня. Все осталось в прошлом. Я не твоя больше.

И тут Велеслав сорвался:

— Глаза опусти бесстыжие, сука! Ославила меня на все княжество! Думала, не найду?

Ошиблась! А знаешь, что делают с неверными женами? Знаешь?

Несомненно, она все знала.

Но почему-то опять не испугалась. На мягких, сладких губах появилась снисходительная улыбка — так умудренная опытом мамаша смотрит на свое дитя.

— Так, ладно. — Велеслав оглядел присутствующих, — кто ее поймал?

Вперед выступил молодой мужчина в добротной одежде. Видно, что не бедняк. Лицо умное, рыжие вихры торчат в разные стороны.

— Я, владетельный князь. Награды хочу.

И покосился на Злату.

А Велеслава словно ледяной водой окатили. То, как смотрел на его жену этот юнец… надо быть слепым и дураком в придачу, чтобы не понять: молокосос влюблен без памяти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но если ты влюблен, зачем отдаешь женщину?

Наверняка не просто так. Наверняка они что-то задумали… А что — тут тоже не нужно быть семи пядей во лбу. Влюбленные решили избавиться от злого мужа, вот и все. Вопрос только в том, каков был их план.

Велеслав улыбнулся. Злата, что не сводила с него глаз, поежилась, осторожно покосилась на молодого своего любовника. И князь, к своему великому удовольствию, заметил, как по светлому лицу его жены тенью пронесся страх.

«Значит, не ошибся, — подумал Велеслав. Поглядел с улыбкой на рыжего, — выдал ты себя с головой, дурак. Не умеешь — не берись».

— Стало быть, награды хочешь? — мягко переспросил он и, не дожидаясь ответа, промолвил, — получишь ты награду. Зимий, отведи его к Горбуну.

— Велеслав!

Голос его княгини звенел натянутой струной. Велеслав приподнял бровь, мол, что тебе, дорогая?

Воцарилась тягостная пауза. Казалось, Злата собирается с мыслями, хмурила тонкие коричневые брови, полукружья, по которым он так любил водить подушечкой указательного пальца. Затем вдохнула поглубже, и…

— Пусть он уйдет. Я останусь.

Этого хватило с лихвой, чтобы пружина, взведенная в груди, развернулась, с треском ломая остатки самообладания. Велеслав и сам не заметил, как очутился рядом, как его пальцы впились в горло женщине. Их лица оказались так близко, что, казалось, еще мгновение — и он вновь ощутит сладость ее губ, вдохнет запах, сложное плетение яблок, молока и меда.

Злата отшатнулась, вцепилась ногтями в запястье, раздирая до крови.

— Защищаешь его? — прошипел Велеслав ей в лицо, — ах ты, лживая сука! Я найду на тебя управу!

И сильнее сжал пальцы, но при этом рука странным образом онемела, аж до плеча. Велеслав от неожиданности умолк и отпустил неверную жену. Злата тут же, кашляя, принялась растирать шею.

— Ты трус! — князь с интересом повернулся, посмотрел на бьющегося в крепком захвате любовничка, — бери меч и сразись со мной, как мужчина!

— Я не сражаюсь с мертвецами равно как и с влюбленными дураками, — процедил сквозь зубы.

— Что, кишка тонка?

Молокосос переступил все дозволенные границы. Надо было его просто удавить, можно даже прямо здесь, но… Велеславом овладел странный азарт. Хотя, надо отдать должное, азарт этот граничил с безумием.

— Дайте ему меч и отойдите в стороны, — приказал он.

…Рыжий несколько раз перебросил клинок из одной руки в другую, примеряясь. Глаза хищно сверкнули. И ринулся вперед, намереваясь решить все быстро. Велеслав едва не расхохотался ему в лицо. Да он что, совсем разум потерял? Неужели думал, что молодого княжича не учили оружия в руках держать?

От первого удара ловко уклонился.

Потом клинки сшиблись с такой силой, что рука на миг утратила чувствительность. Велеслав перебросил меч в левую руку, и атаковал уже сам.

Время как будто застыло медовой слезой. Ни единой думы в голове, но тело, привычное, закаленное долгим учением, не нуждалось в осмыслении происходящего.

Велеслав приметил, что противник «открывается» во время атаки, неловко поворачивается правым боком. Скользящее, легкое движение, почти незаметное со стороны — и все.