Онлайн книга «Булочка с изюминкой »
|
На звуки «Вечерней песни» мало-помалу распахивались высокие окна соседних домов, останавливались разгуливающие по мосту парочки, и вскоре неизвестному заезжему певцу внимал весь квартал. А когда он закончил и, отложив на скамью гитару, выскочил из лодки и возложил на колени пожилой ценьоре букет лилий, таких же голубых, как её волосы — аплодисменты, взорвавшись, заглушили крики испуганных шумом чаек, и в гондолу полетели крошечные букетики, отколотые с дамских шляпок, монетки, флакончики духов… Смеясь, идальго раскланивался, приложив руку к сердцу и раздавая воздушные поцелуи. Но вот напарник почтительно протянул ему гитару, «чудо с бородкой» пристроил ногу на ребро парапета, инструмент — на колено… И струны звякнули вновь, заставив ценителей музыки затаить дыхание. Я твое повторяю имя по ночам во тьме молчаливой, когда собираются звезды к лунному водопою и смутные листья дремлют, свесившись над тропою. И кажусь я себе в эту пору пустотою из звуков и боли, обезумевшими часами, что о прошлом поют поневоле. Я твое повторяю имя этой ночью во тьме молчаливой, и звучит оно так отдаленно, как еще никогда не звучало. Это имя дальше, чем звезды, и печальней, чем дождь усталый. Полюблю ли тебя я снова, как любить я умел когда-то? Разве сердце мое виновато? И какою любовь моя станет, когда белый туман растает? Будет тихой и светлой? Не знаю. Если б мог по луне гадать я, как ромашку, ее обрывая! Сквозь туман, отчего-то вдруг застивший глаза, Варя сумела-таки разглядеть, как «Её мужчина», шагнув, преклонил колено — и почтительно потянулся к руке. И почувствовала на ладони тепло поцелуя, не сразу поняв, что ногу чуть выше щиколотки обняло что-то прохладное, тяжёлое, и едва слышно щёлкнуло… — Подарок для моей Барб… Потом посмотришь, — одними губами сообщил певец. — Камуфляж? — заговорщически уточнила Варвара, вспомнив термин, применяемый водителем. — Умница… Под восторженные крики толпы она протянула ему и вторую руку, чувствуя себя королевой, прекрасной Еленой, богиней, в конце концов! И всем вокруг было ясно, что ни кошелёк, ни безделушки не потянут на высшую награду для певца. — По-це-луй! По-це-луй! — скандировали из окон и ободряющие свистели. А кто-то крикнул: — Да будьте же вы людьми, в конце концов! Не стойте, как дураки! Глаза блудодея хитро сверкнули. — Уважим традиции, ценьора? Изящным плавным движением, полным грации и эротизма, он поднялся с колен. И на глазах у половины столицы, у восторженных влюблённых, которые, не сдержавшись тоже бросились друг другу в объятья, у весёлых студентов-выпускников, у их преподавателей и родителей, и полицейских, решивших взглянуть на всякий случай, а что это там за подозрительное скопление народа? у репортёров двух столичных газет, поведших на чутьё и ринувшихся вслед за полицейскими — странная парочка жарко поцеловалась. Разомкнув, наконец, объятия, идальго отступил и, взмахнув шляпой, низко поклонился прекрасной ценьоре. Потом — пожилой ценьоре. Потом — почтеннейшей публике. И, сопровождаемый приветственными воплями, прыгнул в лодку, чтоб величаво скрыться под мостом. …Вспоминая об этом, Варя улыбалась, а глаза её лучились такой нежностью, что водитель, не выдержав, отвёл взгляд от зеркала и позавидовал счастливчику, похитившему сердце его пассажирки. Разумеется, в общих чертах он знал, что с ней произошло, и даже одобрительно похмыкал, слушая пение и догадываясь, кто это может быть… Но лишь догадываясь. Поскольку наблюдательный амулет, незримо запущенный за его подопечной, послушно отсняв и передав импровизированный концерт, отчего-то упорно отказывался показать идальго после того, как он вышел из тени и снял шляпу. На месте его лица магической техникой зафиксировалось сияющее пятно, не более. Водитель очень удивился бы, узнав, что точно так же на сбой в работе маготехники сетовали в этот день и другие его коллеги, из тех, что подстраховывали королевскую гостью по старинке, сопровождая издалека; да и репортёры, не упускавшие случая заполучить сенсацию. И никто не связал неудачу с голубоглазой и голубоволосой пожилой ценьорой, незаметно и как-то по-хитрому щёлкнувшей пальцами, едва гондола причалила к низкому парапету. …Не тратя время на марафон по парадным галереям дворца, Варвара Пална весело и вприпрыжку спешила по парковой дорожке. На местности она ориентировалась прекрасно, топографию запомнила с первой же экскурсии, и теперь, не хуже навигатора, сама себе командовала: «Поворот! Прямо! Через пятьдесят метров поверните направо, и упрётесь в боковой выход гостевого крыла, а там и ваши хоромы, дорогая ценьора…» И надо ж такому случиться, что в это же время из боковой аллеи церемонно выплыла целая процессия разнаряженных дам во главе с Элианор Илларийской. В пышных вечерних платьях. Хвала местным богам, хоть не в кринолинах… но, судя по неестественно муравьиным талиям — в корсетах. Это в жару-то, едва овеваемую ночной прохладой! В чулках и атласных туфельках на каблучках, в высоких перчатках, в шляпах, кажущихся громоздкими из-за обилия цветов, с тонким макияжем на лицах, утомлённых то ли жарой, то ли официозом а может, и обильным сплетнеизвержением… В общем, жуткое зрелище. И тут — она, Варвара. Безродная, так сказать, простушка-землянка. Полногрудая пышная нимфа в легчайшем «дышащем» цветастом сарафане, возмутительно оголяющем ноги почти до середины икр… голых икр, о Небеса! И сверкающая на весь парк голыми ступнями, потому что босоножки эта порочная дама тащит в руках, вместе с какой-то папкой и громоздким продолговатым предметом, хотя у настоящей ценьоры и благородной дамы для этого есть слуги. А на голове у неё… О, времена! О, нравы! Не осознавая глубины своего падения, Варя миновала группу окаменевших дам и, не сдержавшись, помахала ручкой. — Прекрасная ночь, дорогие ценьоры и ценьориты! И прекрасное время для прогулок и серенад. Мне только что посвятили одну, и это просто чудо какое-то! Она засмеялась от удовольствия и завернула, как и собиралась, направо, к гостевому крылу, оставив позади скульптурную группу, олицетворяющую Добродетель, Оскорблённую в Лучших Чувствах. — Бесстыдница… — охнул кто-то за спиной королевы. Судя по всему — ценьора Присцилла. — Босиком… нет, вы видели? — подхватил другой голос. — Все видели её лодыжки? — Да она специально их оголила, чтобы выставить напоказ свою побрякушку! Плебейка, ничего не смыслящая в драгоценностях, напялила подделку от… |