Теперь уже он без всякого энтузиазма вспоминал, как убеждал сьера Лоуренса, что подождет, пока его девушка вырастет. Да к тому времени он трехнется окончательно!
Поэтому, когда перед прибытием буррунджийского корабля с первой иноземной невестой сьер Лоуренс Лохли объявил суточный аврал для проверки всех постов магической безопасности, обустроенных как в королевском дворце, так и на пути следования из порта в резиденцию Его величества, он даже обрадовался. Можно было отвлечься от любви и подумать немного позже, как все-таки ему себя вести с этой непостижимой девочкой-женщиной; что-то он в последнее время набрал недопустимо дружественный темп, этак недолго скатиться до ровных братско-сестринских отношений… И в то же время то ли предубеждение, то ли впервые проснувшийся родительский инстинкт, а может, и все вместе дружно вопило: «Не смей ее трогать! Обидишь — не простит!»
Одно радовало: на суточное дежурство призывался и Гарри Грос, командор маленькой армии овеществленных иллюзий. Вместе, кстати, со своими питомцами. Реджи понятия не имел, на кой ему во дворце сдались эти пушистохвостые создания, разве что иноземных невест забавлять? Ему важнее было знать, что их идейный руководитель покинул, наконец, Дом, где очень уж о нем в последнее время заботилась бойкая молоденькая хозяйка. Оборотень прекрасно понимал, что ревновать, тем более к мальчику Гарри, живущему в своей странной реальности, глупо, но ничего не мог с собой поделать. Рина же, наблюдая за его метаниями, только посмеивалась, но не бессердечно, а с затаенной нежностью. «Потерпи, милый, — хотелось ей иногда сказать. — Потерпи. Ты просто не знаешь, что скоро все это недоразумение закончится, совсем скоро; но я тебе пока ничего не скажу. Дай мне еще чуточку насладиться этой беззаботностью, этой вольницей. Отпуск у меня, отпуск! Еще немного, еще пару дней…»
В том, что через несколько дней она вновь станет иной, Регина не сомневалась. Единственное, что вызывало у нее опасение — это сроки. Тересия заверяла, что для опытного мага при точном соблюдении ритуальных действий, которые нужно было повторять каждые три часа, даже по ночам, на возрастную трансформацию уходило около трех суток; новичкам же в зависимости от уровня Силы приходилось порой «взрослеть» поэтапно, за десять-пятнадцать дней, но не более.
Когда оборотень предупредил, что его не будет дня два, подходили к концу третьи сутки Регининых трудов. И она, грешным делом, ничуть не огорчилась предстоящей разлуке — отчего, похоже, порядком расстроила своего воздыхателя. Но что поделать! В тот момент она вдруг твердо уверилась, что как раз во время его отсутствия все и произойдет. И когда он заявится к ней снова, его будет ждать большой-пребольшой Сюрприз.
А потому, чтобы утешить Реджи при расставании, пришлось чмокнуть его в губы, прижаться щекой к щеке… и шутливо несильно ткнуть кулаком под ребра, прошептав вместе с тем лукаво: «Я буду ждать! Смотри, не заглядывайся там на принцесс!» И даже сдержаться, не пискнуть, попав внезапно в медвежьи объятья, и не вырываться, а напротив, прижаться всем телом к нему, такому жаркому, такому… оу, отзывчивому. Слишком отзывчивому. Настолько, что Рина сама едва не завелась. А уж каково приходилось молодому… ну, скажем так, по местным понятиям — молодому, полному сил мужчине со здоровыми инстинктами, страшно было представить.
Тогда-то она и не сдержалась. Рука сама метнулась вниз и легла прямо на восхитительную выпуклость на мужских штанах. Ох… Кажется, от этого призывного жеста едва не сорвало крышу у обоих. К счастью — или к вящей своей досаде, она так и не разобралась — Регине хватило выдержки ограничиться легким поглаживанием, но и только. Чувствуя, что старательно лелеемый образ невинной девчушки стремительно тает, она сделала над собой гигантское усилие — и отстранилась.
Оборотень сердито рыкнул, застонал:
— Что ж ты делаешь-то? Я ведь… не уйду теперь!
— Уйдешь, — тихо сказала Регина. — Потерпи. Я тоже тебя хочу. Просто… в таком облике, в такой ипостаси это как-то неправильно.
Но сдержалась, больше ничего не добавив.
Он ушел, сердясь, но Регина твердо знала: не на нее. На обстоятельства, на свою несдержанность, на время, которое как-то нужно было теперь пережить, пока не закончится это самое многозначительное «Потерпи»… И сказала себе, что завтра, наконец, она выйдет из Дома в большой Мир. В каком бы облике ни была. Отпуск закончился. В сущности, с момента выезда с Тересией на познавательную экскурсию по магазинам и лавочкам она и носу не высовывала за пределы сада; недавняя поездка на мобиле не в счет, ведь в машине она по-прежнему находилась под покровительством Башни. А теперь ей пора взрослеть не только телом. Уходить из-под опеки людей и магии, вести себя, как взрослый человек, доказывать свою самостоятельность поступками…
Жить.
Она справится.
В ванной комнате она махнула рукой отражению: «Не скучай». Не было смысла прощаться. Эта девочка никуда не денется, она останется с ней навсегда, как, впрочем, и та, сорокапятилетняя Регина, которая сейчас поглядывает снисходительно на сию трогательную сцену, но не возражает; как еще одна, которая почти проклюнулась и вот-вот освободится из искусственного кокона, в который сама себя запеленала немыслимо давно, в другой жизни… Все ее «Я» в ней, рядом, взирают спокойно и мудро, ждут, когда могут пригодиться.
…А на другое утро этого же зеркала коснулась другая рука, уже лишенная подростковой угловатости. Округлая, женственная. Прикусив губу, Регина стянула через голову тесную ночную рубашку. Вгляделась в себя, в очередной раз обновленную.
Ей послышалось отчетливое хихиканье.
Улыбнувшись, она мысленно махнула вслед сероглазой девчонке, удиравшей со всех ног от этой взрослой, пусть не скучной, но уже не интересной ей тети. Пусть бежит. У каждого ребенка должны быть каникулы.
Глава 26
Для счастья ей нужно было немного: уверенность в сегодняшнем дне и безнаказанность в завтрашнем.
Ринат Валиуллин. «Легкомыслие»
Улица Звонких мостов, на углу которой обосновалась Башня, в двух местах пересекалась неширокими каналами. В ажурных, по-особому зачарованных перилах легких пешеходных мостиков ветер вызванивал нежные мелодии: веселые, когда светило солнце, капризно-отрывистые при непогоде и печальные в лунном сиянии.
На Улице Цветочных Фонтанов, обжитой оборотнями из Тиларийских пустынь, ценящих воду как самое драгоценное сокровище, Рина с трудом удерживалась от искушения пойти на цыпочках средь журчащих струй, бьющих и льющихся отовсюду — из округлых чаш, выглядывающих озерцами среди газонов, из крошечных оросителей над пышными клумбами, из миниатюрных водопадов, обустроенных в палисадниках. Водные напевы, журчание, бульканье, да еще разве что постукивание мелкой гальки в самом настоящем ручье, разделяющем вдоль широкую мостовую, да утренний птичий пересвист — вот единственные звуки, оживляющие сонное молчание улицы, залитой светом. Помня об обитателях квартала, отдыхающих днем, и об их чутком слухе, Регина восхищалась увиденным молча, без ахов и вздохов, хоть сдержаться порой было трудно…
