Книга Родить по контракту. Игрушка миллиардера , страница 47 – Любовь Сладкая

— Молчать, — рявкнул старик. — А то прикажу снова связать.

— Не надо связывать, я здорова.

Я надеялась хоть как-то поговорить с врачом, но вместо этого его рука вдруг полезла в карман, потом взметнулась — и в мое бедро ударился шприц.

И я снова погрузилась в сон.

Когда же в следующий раз открыла глаза — возле меня стоял дрочила.

— О, проснулась, — воровато оглядываясь, пробормотал он. — Хочешь, освобожу тебя?

— Ага, — сказала я. — Хочу…

— Тогда… пообещай, что дашь мне… это… что будешь покорной и покладистой, и никому не скажешь. А я тебя за это буду развязывать, или даже принесу конфеты, хочешь?

— А что взамен, я не поняла? — простонала я, по сути, пребывая в каком-то тумане и почти не соображая.

— Ну так это… — щербато ухмыльнулся извращенец. — Я тебя на время освобожу, и буду трахать, а ты взамен будешь получать от меня конфеты и молчать. Только это… все должно быть по обоюдному согласию, то есть, добровольно, потому что иначе я не могу, у меня не встанет. Так что, по рукам?

— Да пошел ты… — прошипела я. Но, дернувшись, поняла, что крепко привязана к постели.

— И еще это… Я должен тебя вколоть, но если ты мне дашь, тогда я не буду вливать в тебя эту дрянь.

— Помогите, — закричала я, безуспешно дергаясь и рыча, но только кровать ответила мне скрипом своих старых пружин.

— Тогда вот тебе, — и санитар сделал мне укол. Я сразу же провалилась в глубокий сон, подаривший мне хоть временное, но все-таки забытье, во время которого я могла насладиться относительным покоем.

* * *

Я уже не понимала, где день, а где ночь. Только спала, а в перерывах мне давали какую-то еду, а потом сразу же делали укол, освобождающий меня от невыносимой и жуткой реальности.

И вот как-то в один из дней, очнувшись в очередной раз, я поняла, что со мною происходит что-то не совсем хорошее.

Я ощутила на своем теле чьи-то холодные руки. Открыв глаза, поняла, что они принадлежали Леониду. Мужчина развязывал простыни, которыми я была привязана к кровати, а также снимал с меня одежду.

— Что ты делаешь? — прошипела я, и, брыкнув ногой, попала ему в пах.

Это было моей ошибкой. Если бы мне чуть больше рассудительности (но где же было ее взять, после всего?), я могла бы притвориться, что ничего не ощущаю, а потом попытаться вырваться и убежать. И отчего же я только не додумалась до этого раньше, когда еще тело мое было более сильным? Но, я же надеялась на чудо, не подозревала, что утону настолько глубоко во всем этом.

Безысходность и ступор от нелепости ситуации, вот что не дало мне сообразить сразу. Я ведь могла тогда напасть на водителя в машине, и пусть мы бы даже перевернулись, случилась бы авария, но все равно — я не оказалась бы в этой клоаке, в положении спеленатой куклы, которой каждою минуту угрожала опасность быть изнасилованной.

И вот, получив не слишком сильный удар, санитар зарычал, словно раненый зверь. А потом, сорвав с меня остатки одежды, схватил за обе руки сразу и, крепко связав между собою кисти, запрокинув назад, прикрепил их к железной планке изголовья кровати.

— Ну что, тварь, теперь я тебе задам, — нервно расстегивая пуговицы на своей рубашке, Леонид снял и отбросил ее в сторону, туда же полетели его штаны, трусы. И вот он остался совершенно голым, только в одних носках.

— Помогите, — закричала я, извиваясь всем телом, но только достигла того, что, взвыв от боли, чуть не вывернула себе плечевые суставы, свесившись с кровати вниз.

— Сама напросилась, — в следующую минуту озверелый и голый санитар всунул мне в рот кляп, наспех сделанный им из какой-то тряпки.

Я задохнулась от отвращения и невозможности свободно дышать, из глаз хлынули слезы, а из горла я смогла выдавить разве что храп да стоны.

А мужчина меж тем подступал ко мне все ближе. В своих руках он держал вздыбленный член.

Я поняла, что мне конец, такого надругательства над собой я не перенесу. И если не поседею в ту же секунду, как это мерзостное тело притронется ко мне, то с ума сойду это точно.

Закрыв глаза, я взмолилась всем святым, которых помнила, и даже попросила помощи у своего еще не рожденного ребенка.

"Маленький мой, — мысленно кричала я, — прости свою мамочку, я никогда тебя не оставлю, буду всегда с тобой, обещаю, я все для этого сделаю. Только помоги мне, я тебя прошу, ты же еще невинный ангел, приди ко мне на помощь, мой родной. Попроси защиты и для себя — у высших сил"

Ощущение касания к груди. Пальцы на животе. Немного ниже…

И тут, словно высшие силы таки получили мое послание, послышался какой-то грохот.

— Всем стоять, руки за голову, — прозвучало возле меня, а потом — топот сапог, глухой удар тела о землю, истошный крик санитара.

Открыв глаза, в палате я увидела спецназ. Повалив на землю извращенца, двое здоровенных мужиков прижимали его к полу, наступив ногами на живот и шею, еще один отчаянно лупил дубинкой по чем попало.

Двое спецназовцев, в черных формах и масках, с автоматами наперевес, караулили, стоя возле дверей.

Отчего-то мне никто из них не помогал, и я сгорала со стыда, находясь в таком нелепом положении.

Но тут в дверь ворвался еще один человек, уже без формы, маски и автомата. Это был Андрей. Я смутно различала черты его лица, но все равно поняла, как он был взволнован и поражен тем, что здесь увидел.

— Лариса, — Андрей метнулся ко мне, отбрасывая протянувшиеся было к нему руки, намеревающиеся преградить ему путь, остановить. — Я все-таки тебя нашел. Родная моя.

Потом, вытащив из моего рта кляп, мужчина, перед которым я была так виновата, развязал мне руки. Бережно укутав больничный одеялом, Андрей, словно пушинку, поднял мое трепещущее тело, прижал к себе и понес вон из этого жуткого места.

* * *

Сидя в теплом салоне авто, одетая в махровую пижаму и носки, с теплой песцовой шубкой на плечах, я все равно дрожала — от усталости, страха, стыда, чувства вины и одновременно — радости, что все закончилось вот так.

Мне хотелось многое сказать мужчине, просто чудом спасшему меня от осквернения во второй раз, но помня, какую глубокую рану нанесла ему свое ложью, решила молчать.

— Лариса, как же долго я тебя искал. Я чуть не потерял рассудок, думал, что конец, — когда мы с ним ехали по улицам Москвы (Андрей, в отличие от того чудовища Алекса, не сидел в другом конце салона, а нежно обнимал меня за плечи), взволнованно говорил он. — Если бы не та добрая женщина, Прасковья… я заплатил ей миллион. Но дело не в деньгах, я бы отдал ей все. Что же ты такая глупая у меня.

Я боялась издать хотя бы звук, и только горькие слезы, стекающие по моим щекам ручьями, могли поведать моему спасителю, как же я раскаивалась в том, что совершила. Я не понимала, знал ли всю правду Андрей, подозревал ли он, как низко я пала в своем коварстве и безрассудстве, но мне уже, по сути, было все равно, главное, что я смогу сдержать слово, данное нашему ребенку — быть все время рядом. Я решила, что, после всего, буду отстаивать это право, словно тигрица, разорву любого, кто посмеет нас с ним разлучить. Я снова буду валяться у Андрея в ногах, я буду целовать его следы — моля о том, чтобы он позволил мне быть возле моего малыша хотя бы в роли кормилицы, служанки, няньки.