Книга Корона из перьев, страница 104 – Ники Пау Прето

К тому времени, как наездники достигли крепости, солдаты разбежались. Те же, кто не успел, пали от рук воспрявших духом защитников – при виде вернувшихся сияющих воинов они с новыми силами кинулись на врага.

Лицо Тристана осветилось, когда он увидел среди вернувшихся отца: в грязи, крови, но живой, он вел своих людей безупречно и четко. Вернулись, кажется, все, хотя присмотреться Вероника не успевала. Дозоры разделились: один защищал стену, второй преследовал солдат, бежавших вниз по склону.

К тому времени, как над далекими пиками наконец показалось солнце, был оборван последний трос и убит последний солдат. Вероника огляделась: ошеломленная, она не верила, что они победили.

В ушах слегка звенело: крики и лязг сменились низкими голосами и громким топотом. Стражники и селяне осматривали поле битвы, подмастерья отзывали фениксов из крепости – обратно в Гнездо. Веронике же хватило заглянуть Тристану в глаза, чтобы понять: ему надо задержаться и переговорить с отцом.

– Гляну, как там Рекс, – сказала она, не давая ему задать вопрос, а в небе у них над головами пронесся поток алых перьев, среди которых мелькнули пурпурные. Ксепира.

Тристан как-то странно взглянул на нее, и не успела она ничего сообразить, как он сгреб ее в медвежьи объятия. Обнимал он ее на сей раз иначе, не как тогда, на полосе препятствий, вдохновленный успехом. Сейчас он дрожал и словно бы цеплялся за нее, готовый рухнуть на месте.

И если первые объятия показались Веронике глотком холодной воды в жаркий день, то эти больше напоминали спасительный ливень посреди пожара.

От Тристана пахло потом и дымом, зато он был цел и невредим. Живой. Каким-то образом они выжили. Тристан, дрожа, вздохнул, прижав ее к груди, и наконец отпустил. Отошел на шаг и, кивнув в знак благодарности, смешался с толпой.

Провожая его взглядом, Вероника ощутила, как поднимается в душе буря эмоций. Теперь, когда бой окончен, придется иметь дело с последствиями: предательство Вал – как оно на ней скажется? Как станет к ней относиться Тристан? Откроет ее тайну отцу или сохранит? Да и важно ли это теперь? Вероника же на глазах у всей крепости управляла самкой феникса – кто-то да захочет узнать, кто она такая.

По пути к Гнезду Вероника оглядывала погром: всюду боль, кто-то шел сам, кого-то несли – как людей, так и животных. Оказалось, что феникс, скорбевший о Ксо, – ее сын, – принадлежал Летаму, и тот до сих пор не сумел вернуть его.

Вероника облегченно вошла под сень Гнезда, где стояли ящики с бинтами, еда и бочки с водой для возвращающихся фениксов и их соузников.

Их ждал Эрскен и вместе с ним – Воробейка.

Девочка рыдала.

В сложенных чашечкой ладонях она держала Чирика: его мягкие коричневые перышки пятнала кровь. Неподвижный, он поджал лапки к застывшему круглому тельцу. Зрелище напомнило Веронике, как она сама лишилась Ксепиры, а пульсирующие волны опустошенности, исходящие от Воробейки, смешивались с ее собственными болезненными воспоминаниями.

Эрскен посмотрел на нее большими нежными глазами, но девочка уткнулась в павшего друга. Она не видела его, но ее поза и слезы говорили сами за себя.

Скорбь Воробейки напоминала тихую бурю, но когда Эрскен попытался забрать мертвую птичку, она чуть не набросилась на него.

Вероника поспешила вмешаться: ободряюще похлопав Эрскена по руке, взяла Воробейку за плечо и отвела к ящику, где они и присели.

– Воробейка, это я, – шепнула Вероника. – Помнишь? Это…

– Вероника? – вскинула голову Воробейка.

– Да, – стараясь говорить шепотом, ответила Вероника, хотя их разговора никто не мог слышать. – Да, это я.

Воробейка наклонила голову вбок и громко шмыгнула носом:

– Не слышала тебя. Больше не носишь цацки и бусины, не гремишь. – Вероника провела рукой по замызганным и «притихшим» волосам. – И больше нет Чирика, я не… не…

Ее голос задрожал, и она снова сморщилась, когда свежие слезы потекли по грязным щекам.

У Вероники самой поплыло перед глазами, но она сморгнула слезы и обняла Воробейку за плечи, прижала к себе.

– Знаю, – тихо проговорила она. – Очень, очень тебе соболезную.

Вероника никак не могла отделаться от чувства вины: это ведь она придумала выпустить зверей и птиц в бой. Это из-за нее Чирик погиб.

Она вспомнила, как первый раз увидела мертвое животное: мышку, что последовала за ней по оживленной улице Аура-Новы, затоптали. Вероника винила себя, но майора и слышать ничего не хотела.

– Поступая так, ты у них кое-что отнимаешь, – сказала она строго, но с любовью, мудро. – Как будто бедное животное само за себя не думало. Разве ты приказала следовать за тобой? Разве ты отняла у него свободную волю?

Вероника перестала плакать и мотнула головой.

– Нет. А значит, этот малый сам за себя решил, и надо ему отдать должное.

Они завернули мышонка в самый красивый платок, какой был у Вероники, и положили в очаг – на погребальный костер истинного воина, как сказала майора. Вошла Вал и спросила, чем это они заняты, а узнав, усмехнулась и снова ушла. Однако Вероника с бабушкой скорбели, пока не прогорело последнее поленце.

Потом Вероника задумалась: как бы она себя чувствовала, если бы и правда, по примеру той же Вал, приказала зверьку следовать за ней. Такой власти она не хотела и поклялась никогда не лишать зверей свободной воли.

Нет, сказала себе Вероника и сделала глубокий вдох, пытаясь сохранить рассудочность посреди смерти и разрушения. Чирик бился потому, что любил Воробейку, как и остальные звери любили хозяев, что кормили их и заботились о них. Она не станет приписывать себе их храбрость, но воздаст им последние почести.

Их жертва помогла ей, Воробейке и всем выжившим продержаться.

– Да просто, – икнула и утерла нос тыльной стороной ладони Воробейка. – Просто у меня нет… не было друзей, кроме Чирика, на всем белом свете.

Ее маленькую фигурку сотрясали беззвучные всхлипы, и Вероника крепче обняла ее.

– Чирик был особенным другом, храбрым, как феникс, но не последним. А как же я?

Воробейка подняла на нее большие заплаканные глаза:

– Мы – друзья?

– Ну конечно, – запросто ответила Вероника, словно ни в чем так не разбиралась, как в дружбе, а первый друг не появился у нее лишь недавно. Приятно было думать, что теперь будет еще один. Вероника улыбнулась, хоть и знала, что Воробейка этого не увидит. Ну, может, хотя бы почувствует.

Девочка просияла:

– Ты Чирику очень нравилась… – как ни в чем не бывало заявила она, словно его мнения было для нее достаточно.

– Вот и славно. Мне он тоже нравился.

Заметив, как Эрскен кого-то высматривает среди фениксов, Вероника сказала, что у нее есть дело, и ушла. Воробейка же улеглась набок, прижав к груди Чирика, и, успокоившись, закрыла глаза.