Книга Обман, страница 62 – Джонатан Келлерман

– Вы учились в Йеле?

– В пятьдесят втором году, причем еле-еле закончил. Затем пошел учиться на юриста, бросил и отправился на корейскую войну. Вы ведь тоже бывший военный, я не ошибаюсь? Боевые части или вспомогательные?

– Санитар.

– Значит, все-таки боевые, – Кентен кивнул. – А я попал во вспомогательные. Заведовал складом в одном из самых больших арсеналов в Сеуле. И в результате научился разбираться в людях, как никакая магистерская степень в администрировании не научит.

– Я рад, что военный опыт пошел вам на пользу, сэр.

– Действительно, Корея – это не Вьетнам, – согласился Кентен. – Мой первый сын, Эдди-младший, служил во Вьетнаме техником в вертолетном полку, и из него до сих пор об этом клещами слова не вытянешь… Так или иначе давайте вернемся к Марти. Он – замечательный парнишка, сообразительный и трудолюбивый; если б не эта проклятая травма, ему была бы прямая дорога в спортивные звезды. Я и сейчас не теряю надежды на это. Врач сказал, что главное пока – беречь плечо и избегать ненужных нагрузок. Вряд ли ваша охота за ним пойдет в этом смысле ему на пользу.

– Где сейчас Марти, мистер Кентен?

– Зачем он вам?

– Я предпочел бы услышать ответ на мой вопрос, сэр.

– Почему вы решили, что я знаю?

– Вы ему вроде наставника.

– Я был бы только рад, если б имел возможность дать ему сейчас добрый совет в качестве наставника. К сожалению, я не могу с ним связаться, несмотря на все попытки. Мальчик сильно напуган; понятия не имею, в какую щель он забился… – Кентен отпил глоток чаю и продолжил: – А вы меня удивляете, лейтенант.

– Чем же?

– Я ожидал, что сейчас прозвучит формальное предупреждение об ответственности за пособничество и укрывательство.

– А вы, сэр, разве пособничаете и укрываете?

– Боюсь, что вряд ли, – Кентен рассмеялся. – Я, чем могу, помогаю Эмилио и Анне, вот и все.

– И Марти тоже?

– Помог бы, если б он попросил.

– Если он выйдет с вами на связь, немедленно сообщите мне.

– А вы немедленно сообщите своему шефу?

– Прошу прощения?

– Только давайте без кокетства, лейтенант. Мы оба знаем, что сын шефа полиции в этом году заканчивает Академию, и это резко повышает ставки в деле Фримен. Естественно, всем хотелось бы, чтобы преступником оказался Марти или другой выходец из бедных кварталов, а не более типичный ученик Академии.

– Мистер Кентен, если вам известны более типичные ученики, на которых мне следует обратить внимание по делу Фримен, назовите их имена.

– Я бы уже назвал, если б знал хоть одно. Но я знаю вот что: во-первых, Марти тут ни при чем, во-вторых, вовлеченность в это дело шефа полиции повышает риск того, что расследование пойдет только в одном направлении.

– И шеф, и весь департамент полиции, безусловно, заинтересованы лишь в том, чтобы арестовать истинного виновника обоих преступлений.

– Обоих?

– Вчера был убит сожитель Элизы Фримен, а его автомобиль угнан. Свидетели видели за рулем юношу. Я только что вернулся с места, где нашли автомобиль. Прежде чем поджечь, из него выгребли все подчистую – если не считать бейсболки, которую, видимо, обронили в последний момент. Темно-синяя кепка с золотой буквой «Ю».

Чашка Кентена застыла на полпути ко рту.

– Это ваша единственная улика? Бейсболка?

– С эмблемой школы Южной Эль-Монте.

– Марти уже год как за них не играет.

– Тем не менее такую бейсболку вряд ли увидишь на первом встречном.

Кентен отвел глаза.

– Наверняка совпадение. Бейсболку может купить кто угодно.

– Я не сомневаюсь, что по отношению к Марти вы руководствовались самыми благородными побуждениями, мистер Кентен, но все сходятся во мнении, что в государственной школе он чувствовал себя много свободнее, чем в Академии. Было бы естественно ожидать, что он сохранил что-то в память о счастливых временах.

Молчание.

– Сэр, вы когда-нибудь видели такую бейсболку дома у Марти?

– Я никогда не был дома у Марти.

– А он у вас дома?

– Вся семья Мендоса была у меня не раз и не два, когда я устраивал праздники. У меня на участке есть поляна для пикников, игровые площадки, выход на пляж; внуки так и говорят – едем к дедушке на аттракционы. Марти проводил все время с моими внуками. Надеюсь, это показывает, насколько я ему доверяю? В нем нет ни капли дурного, лейтенант.

– Если на нем хоть раз была синяя бейсболка с золотой эмблемой…

– Ни разу, – отрезал Кентен. – Никогда не видел на нем ничего подобного.

– Поймите, мы не случайно сосредоточились именно на нем, мистер Кентен. Элиза Фримен его боялась.

– Чепуха!

– С точки зрения наставника, вероятно, да.

Голубые глаза Кентена утратили доброжелательное выражение.

– Лейтенант, я понимаю ваш скептицизм, особенно учитывая, что у вас ко мне может быть неоднозначное отношение. Но постарайтесь запомнить, что я вам сейчас скажу. Вы не раскроете это дело – эти дела, – если не снимете шоры с глаз и не прекратите охотиться за Марти.

– Если у нас будет возможность побеседовать с Марти, это пойдет на пользу и ему самому, и расследованию.

Кеннет встал и шагнул – вернее, покатился – в сторону двери.

– Я лишь хотел направить вас на верный путь. Если это была пустая трата моего и вашего времени, мне очень жаль.

– А что вы имели в виду под моим «неоднозначным отношением»? – спросил ему в спину Майло.

– Да бросьте дурака валять, лейтенант.

– Я вполне серьезен.

Кентен повернулся и уставился на него.

– Как скажете, лейтенант. Я имел в виду, что вам не следует упускать из виду особую роль вашего шефа в этом расследовании. По причине того, что оно косвенно затрагивает и меня.

– То есть?

– Меня пригласили войти в общественную комиссию, когда назначали нового шефа полиции. Я разговаривал с вашим начальником и пришел к выводу, что это интересный и перспективный кандидат. Однако я был не вполне доволен его способностью мыслить критически, а также его темпераментом. И яркой демонстрацией этих его слабостей было то, как он с самого начала беседы пытался заручиться моей безусловной поддержкой. Разумеется, я не мог и не хотел давать никаких гарантий, но, видимо, был слишком вежлив, поскольку он ушел в твердом убеждении, что я – всецело на его стороне. На самом деле все было совершенно наоборот, хотя, конечно, в его заблуждении была и доля моей вины. Я не люблю ненужных споров, а он, вероятно, решил, что молчание – знак согласия. В общем, когда дело дошло до голосования – вообще-то предполагавшего полную конфиденциальность, – я оказался единственным несогласным. С тех пор он считает, что я подло ударил его в спину. – Кентен потрогал себя за эльфийское ушко. – И, лейтенант, не надо делать вид, что он не рассказал вам эту историю – разумеется, со своей точки зрения – в ту же самую минуту, как осознал, что Марти имеет отношение ко мне.