Онлайн книга «Улей»
|
«Я не могу брести здесь вечно. Кто-то ошибся». Проблески во мраке распылились, и снова накатила вечная ночь, непроглядная, обволакивающая. Рут перестала видеть свои ноги. «Мне нужно найти лазейку. Пусть она ведет назад или вперед, но я хочу найти смысл в этой пустоте, открыть в этой тьме хоть одну истину…» Вдруг мрак стал наполняться слабым светом, проступающим как тусклые мазки краски. Чья-то кисть наносила мир вокруг нее, но этой реальности она не знала. Босые ступни уже брели по золотой пыли… Ощущения живой земли не было, но это определенно был какой-то новый путь. У него имелась форма и текстура. Пространство вокруг становилось реальным. Рут прибавила шагу. Неожиданно послышались еще чьи-то шаги, следующие в своем размеренном ритме. Шаги, не крики! Все вокруг обретало контуры, как и она сама. Вот ее руки и волосы, стекающие по плечам. На ней те же юбка и блузка, что она надела в день своей смерти. Рут побежала, и к ней окончательно вернулось чувство себя. Что бы тут ни было, это верное направление. Впереди начали проступать очертания чьей-то фигуры: спутанные длинные волосы и ссутулившиеся плечи, руки в карманах, а на ногах – высокие тяжелые ботинки. Другой человек в этом лабиринте тоски… И если так выглядит истина, то нужно догнать ее во что бы то ни стало. До нее доносилось собственное хриплое дыхание, а значит, она и в самом деле оживала. И вот они поравнялись. Ее рука мягко коснулась его локтя, и человек заторможенно повернул голову, словно сначала ему надо было вынырнуть из глубин самого себя. Сквозь нее уставились светло-зеленые глаза. Уголки его губ были устало опущены. Молодой мужчина выглядел изморенным и равнодушным, выгорая прямо перед ней. – Куда ты идешь? – спросила она, едва различая свой голос. Но ее прекрасно слышали. – А что, здесь есть куда идти? Вопрос был в точку. – Думаю, да. – И куда идешь ты? – остывшим голосом спросил мужчина. – Мне надо вернуться. Произошла ошибка: я не должна была умереть. – Неужели нет никого в этой дурацкой загробной жизни, кто о тебе позаботится и объяснит, что делать? – сквозь эхо ехидства в нем появилось подобие жизни. Рут замедлила шаг, и ее спутник – тоже. Мимо них тем временем проплывали смутные силуэты… Дома? Горы? Леса? Все здесь существовало, пока они задерживались в этой точке. Рут провожала эти пятна встревоженным взглядом, не чувствуя себя уверенно, хотя уже обрела свое тело. – Нет… боюсь, что нет. Я, по крайней мере, никого не нашла. – Тогда чем это место отличается от того, откуда мы пришли? – невесело хмыкнул этот тип. Он был странным. Его ничто здесь не удивляло и не пугало. Шаг был уверенным и спокойным, как и он сам, но что-то в нем казалось надломленным. – Ничем в таком случае… – эхом отозвалась Рут, глядя вперед. – Но я не хочу тут быть. – Тогда делай что хочешь. Видишь: ты – сама себе хозяйка. Что, грустно узнавать такую правду? Люди так стремятся распоряжаться собственной судьбой. – И он позволил себе очередную мрачную усмешку. – Но при этом всегда ищут, на кого свалить ответственность. И вот мы умираем, и выясняется, что и тут никого нет. Только какие-то жуткие тропинки и тоска. И мы впадаем в панику, а знаешь, почему? Ничто так не отдает одиночеством, как решать самому, что делать. Он умел говорить с пророческой проникновенностью. Это было в его словах: не правда, но… верное понимание. Рут всматривалась в его усталые черты и чувствовала, что эта одинокая душа, которая еще себя не потеряла, чем-то ей близка. – Как ты умер? – спросила она, оглядываясь вокруг. – Меня застрелили. Может, правильно сделали. А ты? – А меня сбила машина. Но этого не должно было случиться. – Откуда такая уверенность? – Я так чувствую. – Сильный аргумент. Реплики ударялись друг о друга, но что-то в их шествии и интонациях перекликалось. Они были как две тени… чего-то одного. – Что ты хочешь сделать сейчас?… Кстати, как тебя звали? – Рут… – Так что ты хочешь сделать сейчас, Рут? – Мне надо вернуться. Я видела все, но тут нет ничего из того, что людям обещали после смерти. – Правильно. Ты же ни во что не верила. Все религии строятся на жутких торгашеских принципах: ты – мне, я – тебе. – Значит, я тем более не хочу тут оставаться, – помотала она головой. – Ты наивна, Рут. Возможно, тебе стоит умереть дважды, чтобы ты поняла, что тебя никто не спрашивает. Из его груди донесся рассеянный смех, множившийся в этой пустоте. Рут снова перевела на него пытливый взгляд. Странный человек. Будто понимает все – но от его слов несет едким разочарованием. – А ты откуда все знаешь? – Я просто… знаю. Знание – это антипод веры. Те, кто знает, никуда не попадают. – Я в своей жизни ни черта не знала. Но мы с тобой, судя по всему, сейчас в одной лодке. И лучше бы нам куда-то прийти. Как твое имя? – Меня звали Винсент. Я просто иду. Не хочу куда-то приходить. Я устал. От последней реплики рассеялось многоголосое эхо, которое ушло в темноту. Под их ногами крошилось золото, и ноги увязали в этой пыли… – Разве не было ничего, ради чего ты жил? – Не помню. «Не помню. Не помню. Не помню», – повторил ветер. Они замолчали. Винсент погрустнел и погрузился в себя еще глубже, а Рут уставилась на него с легкой тревогой. Что-то с ним было не так. Он будто… выпадал из всего, из любого потока. Его дорога вела в никуда. И почему-то ей захотелось ему помочь. Нельзя оставлять его в таком состоянии. Пусть в этом тогда будет смысл, который вложит она. Девушка замерла и взяла его за руку. – Эй, посмотри на меня. Ну посмотри же. Он тяжело поднял бледные веки, и ее снова обожгла зелень его глаз – единственное, что имело цвет в этом монохромном мире. Винсент погружался в какой-то транс. – Ничто не потеряно, раз мы еще ощущаем себя. Это просто… скверные дороги вокруг. Но мы пройдем их как-нибудь. Он ухмыльнулся, оставаясь при этом безжизненным. – Иди дальше, Рут. Мы просто пересеклись. – А ты? Вдруг ее кожа стала теплеть. Она снова ощущала течение крови по венам, а он оставался холоден и призрачен, как и все вокруг. Винсент улыбнулся ей сквозь сонную вуаль и сказал: – Ты симпатичная, Рут… и чудна́я. Я же вижу, что ты была пуста, так же как и я. В жизни не видела смысла, поэтому и оказалась нигде после смерти. Но ты меняешься на глазах, знаешь это? |