Книга Волчьими тропами, страница 11 – Купава Огинская

В моей комнате, в плетеной шкатулке на столе уже лежало несколько бусин, что притащила Ашша, желая сделать меня красивее.

Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.

— А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?

Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:

— Даже не думай, — подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, — ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.

— И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?

— Венок, — буднично сообщила она, проигнорировав мой выпад, — а этой ночью будем печь пироги для праздника.

— А спать когда?

— Яра, — вздохнула Ашша, и в этом вздохе слышалось все, что она обо мне думала. То есть, ничего хорошего, — завтра Стеречень, самый главный праздник лета. Как ты можешь думать о такой мелочи, как сон?

Я благоразумно промолчала, решив не заострять внимание на том, что я из другого мира и для меня этот их самый главный праздник ничего не значит.

— Каждый год, на шестую ночь после летнего солнцестояния, вожак приносит Мано-Аль жертву и просит о защите для ее детей. Если что-то пойдет не так, если жертва будет не принята, а волчица отвернется от нас, пограничье, как и все земли за нами, будет ждать беда. — Ашша была предельно серьезна, затаенная тревога слышалась в ее голосе, и мне отчего-то нестерпимо захотелось вернуться в комнату и прямо сейчас надеть забытую на кровати рубаху.

— Я поняла, это ответственное мероприятие, дурить не буду и сделаю все как ты скажешь.

Но Ашшу моя покорность не удовлетворила:

— Тебе стоит помнить, что это не твой бог, Волчица следит за своими детьми, а ты теперь часть стаи.

— Это довольно странно слышать, если учесть, что меня добрая половина деревни сторонится. – едко заметила я.

На первом этаже было тихо. Днем все бродили где-то по своим делам, озабоченные стайными проблемами, зато вечерами здесь было очень тесно и громко, — не приняли они меня в свою стаю.

Ашша фыркнула.

— Это до первой атаки, а там все успокоятся, и ты станешь своей, — толкнув дверь, она первой шагнула на улице.

— Как-то меня это не утешает, — протянула я, щурясь на солнце. На небе не облачка, только бескрайняя яркость синевы. Солнце почти доползло в самую высшую точку небосвода, воздух дрожал от зноя, а этой чешуйчатой хоть бы что – встала на дороге, закинув волосы за спину, и щурится на меня, нетерпеливо дожидаясь, когда я уже выйду в этот огненный ад.

Полдень, самое пекло, зачем она так со мной?

— Яра?

— А может вечером сходим? — неуверенно протянула я, подумывая о том, чтобы малодушно предложить ей вместо злосчастно поляны пойти на речку.

— Вожак велел за тобой приглядывать, — она нехорошо улыбнулась, во всей красе демонстрируя свою змеиную натуру, — и либо ты идешь со мной, либо я иду одна, а тебя отвожу к Сверу.

Показательно призадумавшись, она добавила:

— Или к Берну.

Это был чистой воды шантаж, и я это прекрасно понимала. А самым обидным в этой ситуации было то, что она знала, что я это понимаю, но ей было все равно.

— Ты должна обо мне кое-что знать, — мечтая о баночке солнцезащитного крема, я медленно выползала на солнце, — я верю в карму, и она тебе за меня еще отомстит.

Насмешливо приподняв темную бровь, Ашша бесстрашно пожала плечами. Она понятия не имела, что такое карма, и ничего не боялась.

* * *

Я обгорела.

Это было обидно, больно и не удивительно. Предсказуемо и неизбежно. Возненавидев летние платья, особенно это без рукавов, но с красивыми вышитыми по подолу цветами – одолженное Ашшей, я с грустью рассматривала красные плечи, чувствовала, как горит лицо, и не без содрогания думала о том, как же сильно мне напекло голову. Ощущение было такое, словно у меня жар.

Три часа на поляне за рекой, под палящим солнцем, среди стрекота кузнечиков, запаха трав и неумолимого пекла.

Ашше нужны были разогретые на солнце травы, как она утверждала, в таком виде они особенно полезны.

Мне же не помешало бы пару килограмм льда.

Едва переставляя ноги, я с трудом брела за ней и злорадно гадала, что она будет делать с разогретой мной. Я в таком виде уж точно совсем не полезна.

Лукошко, полное прострелом и растением, отдаленно похожим на зверобой, только с белыми цветками, которое Ашша назвала лиянкой, оттягивало руку.

До деревни я добралась с трудом, и очень надеялась на сочувствие, раскаяние и посильную помощь, но получила лишь насмешливый взгляд.

Как оказалось, кружиться вокруг меня, мазать плечики сметаной и сочувственно вздыхать ей запрещала ее змеиная природа. Зато не запрещала ехидно улыбаться, наблюдая за тем, как я, тихо охая и постанывая, пробую на себе самый традиционный метод лечения — сметанные обтирания. Был вариант, как утверждала Ашша, попросить кого-нибудь из оборотней зализать мне ожоги, для скорейшей регенерации, но от одной мысли о том, что кто-то будет своим горячим языком тревожить мои раны, становилось неприятно и раза в два больнее.

Веселье змеевицы быстро сменилось возмущенным ворчанием, когда я в порыве самый разных, но исключительно мстительных чувств, обняла ее, оставляя на смуглых, голых руках сметанные следы, но вырваться она не попыталасьи даже обняла в ответ, задумчиво шепнув над моим ухом:

— От тебя пахнет медом.

Я в этом была не уверена. Запах моего шампуня уже не раз был смыт с волос и даже ее острый нюх едва ли смог бы почуять ароматы моей прошлой, беззаботной жизни.

— Иногда мне кажется, что ты и правда нечисть, — добавила Ашша, аккуратно высвобождаясь из моих рук, чтобы страдальчески закатывая глаза, осмотреть загубленное платье. Белый лен с красными маками по подолу. Тонкая вышивка, тонкая ткань, белые разводы сметаны на серовато-белом платье не так уж и заметны, но когда я заикнулась об этом, то поняла, как же сильно рискую получить по шее, и поспешно сбежала прочь из ее комнаты.

Голова болела, впервые мне казалось, что она и правда в огне, и это не красные волосы выбились из косы, и щекочут шею, а самый настоящие языки пламени.

А в коридоре, разумеется, оказавшись здесь в самый ненужный момент, но с очень важным делом, Свер удивленно застыл, разглядывая мой непривычный вид.

После нашего небольшого путешествия по волчьей тропе я ни разу не поднималась на башню. Три дня я вела себя как послушная девочка и старательно избегала вожака. Мне казалось, что после того, как ему пришлось тащить меня на себе через весь лес, а потом еще и по деревне немного пронести, его ко мне отношение станет только хуже. И проверять это не было никакого желания.