Книга По темной стороне, страница 44 – Купава Огинская

Промычав что-то, Прия обняла мою подушку, очень трогательно прижимаясь к ней щекой.

Меня передернуло.

Не тратя времени на поиски тапочек или халата, я потопала к тайной дверке, ведущей в покои Раяра. Не захотел он ее закрывать и очень зря.

В смысле, для меня-то это было очень хорошо, но кто-то, кажется, сейчас об этом пожалеет…

Раяр спал.

Просто нагло дрых, как человек… нечеловек, которому нечего бояться. Не знал еще несчастный, что его страх и ужас сейчас стоит у кровати и прямо-таки им любуется.

Хищник не проснулся ни когда я, споткнувшись обо что-то твердое и тихо матерясь, доковыляла до стены, чтобы подкрутить освещение, ни когда непроглядную темноту прорезал слабый рассеянный свет, ни даже когда, недобро сопя, я застыла над ним, грезя о страшной расправе.

Пока он тут тихонечко сопел, уткнувшись носом в подушку, меня там тискали и склоняли к тройничку всякие странноэмоциональные извращенки.

А он спал. Спал!

И я пришла это исправлять… но отчего-то медлила. Разглядывая виднеющееся из-под одеяло плечо, часть широкой спины и растрепанную косу, черной змеей лежавшую на подушке, я просто не знала, как бы так к нему подступиться, чтобы и возмущение свое высказать, и выжить.

В том, что одна я этой ночью страдать не собираюсь, была уверена, как и в том, что это его любовница заняла мою кровать, а значит, я имею все права занять его. А Раяр может и на диванчике поспать, благо, опыт имеется.

Отступать было некуда, возвращаться к Прие не было никакого желания, и я, затаив дыхание, осторожно потянулась к нему, в надежде потормошить за плечо и отскочить раньше, чем случится что-нибудь непоправимое.

Не подозревала, правда, что непоправимое притаилось и само ждало, когда я так необдуманно сунусь в ловушку.

Я не успела даже прикоснуться к Раяру, как была схвачена. Крепкая рука тисками обхватила запястье и резко дернула вперед, вырывая из-под ног опору. Коротко взвизгнув, когда ударилась коленями о край кровати, я неловко перевалилась через хищника, который на самом деле не спал.

Был рывок, головокружительное падение, неожиданная тяжесть чужого тела и возмутительные по своей наглости поцелуи куда придется.

Тихо попискивая от каждого прикосновения, я молотила по воздуху ногами — единственным, что осталось на свободе, и просто не могла в полной мере осознать всю вопиющую наглость творящегося беспредела.

Обычно прохладненький Раяр был горячий как печка и совершенно точно настроенный на веселенькую ночь. Но спонсор его веселых ночей сейчас спокойно посапывал в моей кровати, а мне как-то совсем не хотелось выполнять ее работу.

Даже когда теплая рука забралась под ночнушку и властно прошлась по изгибу бедра, вызывая невольную дрожь, я была против. Оформить свой протест связно не получалось, но я точно знала, что не хочу. А то, что у меня заходится дыхание, и сердце, кажется, сейчас, все же пробьет себе путь наружу — это все результат внезапных захватнических действий со стороны моего кошмара.

Все стало только хуже, когда ткань затрещала и плечу, вместе с левой, чертовски ноющей грудью, стало очень свободно. Зато у меня ненадолго прорезался голос:

— Ку-куда?! — вот только сиплый протест услышан не был, а мои пересохшие губы просто накрыли быстрым, жарким поцелуем, заглушая все остальное возможное возмущение.

Это было почти поражение. Я не слышала свое собственное срывающееся дыхание, заглушенное стуком крови в ушах, неосознанно пыталась извернуться так, чтобы порванный верх ночной рубашки сполз и с правой груди, которая по закону вселенской несправедливости почти болела. И как-то совсем неосознанно жалела, что не могу пошевелить прижатыми к телу руками.

А потом Раяр замер.

Вжался лбом в простынь над моим плечом и замер, мелко подрагивая всем телом и щекоча основание шеи хриплым дыханием. Длилось это не дольше трех секунд, а потом он застыл. Дыхание оборвалось…

На этот раз я почти не испугалась.

Ну перестал мой кошмар дышать, значит съесть хотел, но не съел. А раз не съел, то неплохо было бы выбираться из-под этой туши и приводить себя в порядок. Нет, первым и самым заманчивым порывом было сбежать и больше никогда не попадаться ему на глаза, но бежать все равно было некуда…

Выползти из-под тяжеленного тела, почти придавившего меня к постели, было делом непростым, но я справилась. Чуть не вывихнула себе что-то крайне важное, но выползла и успела скатиться на пол раньше, чем Раяр пришел в себя.

И уже там, забившись в угол, с ужасом осмотрела измятую и даже покусанную левую грудь, которой правая, судя по ощущениям, просто зверски завидовала, дрожащими пальцами кое-как приделала оторванный край ночнушки на место, закрепив его кривым узелком, и даже немного успокоилась.

Да, сорок секунд я провела крайне продуктивно, и когда Раяр зашевелился, приходя в себя, уже стояла наизготовку с подушкой в руках.

Нет, было жгучее желание вооружиться стулом, но что-то мне подсказывало, что хищник этого не оценит.

Раяр вздохнул, тряхнул головой, удивленно хмыкнул, даже рукой провел по примятой простыни, на которой совсем недавно лежала я. Именно в этот момент, от души размахнувшись, я и опустила подушку на его плечи. Не ожидавший такого, еще совсем дезориентированный, мой кошмар сдавленно охнул и получил еще раз.

— Никогда!

И очередной удар подушкой.

— Больше!

И еще один удар.

— Не смей!

И еще удар.

— Так делать!

Шестого удара не последовало. Перехватив подушку на лету, Раяр дернул ее на себя, и я послушно выпустила свое верное оружие из рук, отскочив от постели подальше.

— Что это значит? — отшвырнув подушку в сторону — та пролетела полкомнаты и была остановлена спинкой кресла, мой кошмар медленно поднялся с постели. Он решительно не догонял, что происходит, и почему я так бешусь.

— ‎Прия в моей комнате, надо тебе ночку скоротать, иди. Я, так уж и быть, тут переночую, — запальчиво выдала я, с неудовольствием отметив, что почти кричу.

— ‎Зачем мне Прия? — удивился Раяр. И у меня почему-то не возникло сомнений в его искренности. Теперь в комнате недогоняющих было двое.

— ‎А зачем ты ко мне со своими мутными намерениями полез?!

Лицо у Раяра удивленно вытянулось:

— Ты сама ко мне пришла, — напомнил несправедливо обвиненный.

— ‎Пришла! — смиренно подтвердила я. — Потому что хотела, чтобы ты со своей любовницей разобрался, а ты ничего даже не выслушав усиленно стал меня любовницей делать!

— ‎Да тебе же понравилось! — прогремело яростное. Просто гимн ущемленной мужской гордости, честное слово.

А я что? Я умная, я опровергать очевидное не стала, как бы стыдно мне за это не было, я просто проигнорировала его слова, продолжая наезд: