Онлайн книга «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)»
|
– Ты говорил: «Голубой…» Чтоб срок пришить… – Мне простительно, я дальтоник… – Конечно, видели только один цвет – красный. А эссе надо было отдать на радио «Свобода» либо на «Голос Америки»… Либо на крайний случай предложить «Голосу Израиля». Вот тогда все про меня говорили бы: «Диссидент, диссидент…», а так… – Вот это напрасно, в «Голос Израиля» не вздумай, они суки. И тут его прорвало. Он говорил о своем разнесчастном житье-бытье в вагончике, на краю города Беэр-Шевы, где уже года два в ходу русские рубли, а шекели с загадочными надписями на иврите даже Нисим Азулай из лавки не берет – ну их… Несколько раз он запустил матерком в Арика Шарона… Вспомнил недобрым словом биржу труда: его, математика, определили на работу в археологическую партию, где он чуть не дал дуба. Проклинал на чем свет Институт национального страхования за бесконечные очереди, задержку пособия и хамство сторожа, выходца из Марокко. Только сейчас я узнал, что он ненавидел эфиопов (они, черные, от царицы Савской и царя Соломона, а у евреев, как известно, национальность по матери, а не по отцу, так какого черта Еврейское агентство тратит американские денежки, которые могли бы составить его, Рыжего , счастье?! – пусть государство Израиль пустит их на общее благосостояние). Он ненавидел выходцев из Йемена, Ирака, Ирана, Сирии, Турции и завидовал американцам. – Голаны не отдадим! – неожиданно рявкнул он и еще в течение получаса (говорил с хозяйского телефона) размышлял о внутриполитическом состоянии страны, давая характеристики политическим деятелям от Давида Бен-Гуриона до Симхи Диница. В общем, с «Голосом Израиля» все было ясно. Жаль только – перепутал дату ухода с поста главы Еврейского агентства Симхи Диница, хотя точно помнил, что того «ушли» за воровство. Но дату все же перепутал, а мы, израильтяне, как он правильно сказал, этого не любим… – Смотри, – грозно-металлическим голосом наставлял он, – мы ведь доведем дело до конца… И Фаня, и Стелла… – До какого конца? – поинтересовался я. – До смертного, конечно, до смертного. Я поперхнулся. И почувствовал в горле ком. И сердце как-то сразу обмякло. – Послушай, ну Стеллу ты хотя бы отлюбил? Хотя бы в отместку своей ведьме, за то, что она всю жизнь кормила тебя тухлой рыбой? Я и не думал, что так озадачу его. Я понимал, что и без работы, и без жилья он унижен и оскорблен до крайности. Что он перестал быть мужчиной – кормильцем семьи, так хоть пусть будет самцом. И он не выдержал, хвастанул: – Конечно, разложил ее, беднягу… Намучился… – Не может быть?! – поразился я. – Разве ты не знал, что она не была девственницей? – Откуда ты знаешь? – У нас с ней тоже были золотые денечки… – Значит, и тут ты меня опередил, – сказал он уныло и как-то обреченно. Опередил, и еще как! Я был на втором или третьем курсе института, когда мне надо было сделать какое-то задание на немецком языке, которое я никак не мог осилить. И тогда я вспомнил о нашей Стелле Исааковне, о нашей Целке. Я позвонил ей и попросил разрешения прийти. И она как-то радостно и быстро согласилась. И когда я вошел к ней в дом и увидел ее полунагую, в каком-то подобии халатика, я даже не стал объяснять ей цель моего прихода, – какое там задание, когда ее груди просто вывалилась наружу. Я, ни слова не говоря, поднял ее на руки, отнес на диван и оседлал эту лошадку, которая на поверку оказалась вовсе не тихоней, она кусалась, стонала и, пожалуй, первая преподала мне уроки Камасутры, передвигая меня от зеркала к зеркалу. Лет шестнадцать разницы между нами только прибавили ей сил. Из немецкого я забыл даже то, что узнал на ее уроках. И еще она смеялась надрывным смехом, а потом обнимала меня, клала рядом и шептала какие-то слова по-немецки. И я возненавидел ее из-за этих слов, потому что и она и ее сестра были малолетними узницами гетто, но постоянно возвращались к своему немецко-австрийскому прошлому, ахали и вздыхали о нем, и когда слышали, как разговаривают по-немецки, обе светились тихой радостью… Переполненная страстью, она внушала ужас. Мне казалось – где-то близко, рядом лают овчарки. И пропущен ток по колючей проволоке… Занимаясь любовью, она оставляла на память ощущение случки со стреноженным зверем. Скорее всего, дело в ее духах, в которых было что-то хорошо просчитанное и греховное, легкий намек на святость и горячий запах звериного загона. Однажды она разделась и, переполненная чувствами, позвала: – Иди ко мне… И закрыла глаза. А я тихо направился к двери. Поплыл против течения тяжелого потока больного и отравленного пламени, которое вытекало из нее и охватывало меня. А потом узнал, что она прочла мои рассказы и, будто бы, узнав в одном из персонажей себя, кричала: «Подонок, разве он не знает, что все евреи братья?» Ну уж это она загнула, братом и сестрой мы с ней не были. Стал бы я заниматься кровосмешением! Они с сестрой донимали меня, как могли, анонимными письмами и звонками на работу, в редакции газет и журналов и, говорят, сильно обрадовались, когда узнали, что я приезжаю в Израиль. И впрямь, как же они могли быть здесь без меня, если я давал им не только работу, но и смысл существования. А вот известный писатель, звонит по два раза в день: – Читал твою статью о «русской» партии… Ну ты даешь! Зачем тебе это «гетто»? Это деление по этническому принципу, а мы должны быть едины, как никогда. В такой момент! Ты представляешь, что будет, если отдадут Голаны? И вообще, зачем вы хотите строить здесь Бенилюкс? Эта земля создана для чего-то большего. Вот приеду с Кацрина, ты-то хотя бы знаешь, что это город на Голанах?.. – Что-то ты в Кацрин зачастил, а? – Обожаю эти места. Сейчас я на службе, а после – прямо туда. Жена хочет купить домик… – У тебя уже есть два. И все в любимых местах. Невозможно жить во всех любимых местах сразу. – Ты рассуждаешь как типичный «совок»… На два вопроса в свободном мире никогда не отвечают: где я хочу жить и с кем… Перезвони вечерком, поговорим на эту тему… Так я о партии. Ты что, не знаешь, кто такой Щаранский? Ах, ты хочешь другую партию? Длинный гудок. Видимо, появился начальник. Ну конечно, он имеет три дома, но из дому не звонит никогда, только с рабочего телефона. Часами. Или: «перезвони вечерком…» И в Кацрин зачастил. А вдруг действительно отдадут Голаны? Представляете, какую компенсацию он получит, если даже купит там какую-нибудь развалюху? Вот тебе и любимые места! Зачем ему нужна «русская» партия? Главное, чтоб ничего не менять. На кой тебе сдался этот Бенилюкс? Это же не Египет… Войдешь туда и не вернешься! Да! В такой момент всякая вещь – улика… Впрочем, пусть живет. Конечно, обманывать государство нехорошо. Но так уж повелось. И будем относиться к этому философски… Зрение мое слабеет. Голоса смолкают. |