Книга Трилогия о Хане Соло, страница 19 – Энн К. Криспин

— О чем это они?

— Единый есть Все, — перевел паломник-тви’лек; говорил он на безупречном общегалактическом. — Желаешь ли, чтобы я пояснил тебе всю церемонию?

Поскольку Соло решительно настроился на изучение языков, он кивнул:

— Если не трудно.

Верховный жрец снова завел речитатив. Хан слушал ритуальные фразы, которые следом за Тероензой повторяли сакредоты, а затем монотонно бубнила толпа.

«Все есть Единый.

Мы — Единый. Мы принадлежим Всем.

В служении Всем да возрадуется каждый Единый. Мы приносим жертву Всем. Мы служим Единому.

В труде и жертве достигаются Все. Если каждый Единый без устали трудится, то возрадуются Все...»

И так далее.

Хан с трудом подавил зевок. Нудный урок получается. Через четверть часа Тероенза и другие жрецы вышли вперед и выстроились в одну линию.

— Вы хорошо поработали, — возвестил верховный жрец. — Благословляю вас! Примите же Возрадование!

Толпа выдала такой жадный вопль, что Хан вздрогнул от неожиданности и попятился. Подобно волне, словно они были и вправду едины, паломники попадали на колени, почти не дыша в порыве надежды и отчаянного желания.

Жрецы подняли руки. Сморщенные, провисшие складки кожи у них на шеях раздулись и начали пульсировать. Воздух над площадью завибрировал от низкого ритмичного гула.

У Хана чуть глаза не вылезли из орбит, когда он почувствовал, как нечто вселяется в его разум и тело. Вибрация? Звук? Не определить... Была ли то эмпатия, телепатия, или этот ритм затронул его мозг? Соло не понимал, знал только, что сопротивляться невозможно...

Его словно накрыло высокой волной — душевное тепло, физическое удовольствие, все это, и даже больше. Хан сделал еще шаг назад, прочь, подальше от алтаря. Он пятился и пятился, пока не столкнулся с одним из лесных великанов, и тогда обнял дерево, почти обвис на нем; ногти глубоко впились в кору. И только эта шершавая кора под ладонями удерживала его на плаву, мешала волне экстаза смыть его, утащить в глубину.

Если накроет с головой, он уже не выплывет. Хан понятия не имел, где брать силы, но сражался не на жизнь, а на смерть — как учили. Всю свою сознательную жизнь он был хозяином своего разума и тела, и ничто ни в этой Галактике, ни в какой другой этого положения не изменит. Он — Хан Соло, и всякие посторонние ему в мозгах не требуются. Если ему захочется почувствовать себя хорошо, он как-нибудь сам управится.

«Я — свободный человек, я вам не паломник какой-то, не ваша марионетка! Свободный, слышите вы?»

Он боролся с ментальным вторжением, как дрался бы с реальным врагом из плоти и крови, и вдруг так же внезапно и быстро, как появилось, ощущение исчезло. Хан действительно освободился.

В отличие от паломников. Те корчились, распростершись на брусчатке, стонали от наслаждения и счастья.

Хана затошнило, и он перевел взгляд на жрецов, которых полна безумия не затронула. Так вот почему несчастные простофили остаются здесь, даже получая вместо обещанной благодати рабский труд! Горбатятся целый день, а потом, едва переставляя ноги, ползут за очередной порцией ощущений, по сравнению с которыми блекнет самый качественный спайс.

Интересно, а ему-то самому так ли уж обязательно подсаживаться на эти вечерние церемонии? Хан понадеялся, что нет. Очень трудно было сопротивляться манящему теплу. Кореллианин опасался, что если каждый вечер ему придется являться к алтарю, то в один прекрасный момент не хватит сил и решимости отказаться от «пилюль счастья», которые щедро рассыпали илизианские жрецы.

Паломники все-таки начали подниматься с земли. Стояли они не очень уверенно, зато у всех светились глаза, хоть читай без фонаря. И почти все ничем не отличались от наркоманов, которых Хан видел в притонах Кореллии и прочих планет, где в ходу спайс и убалах.

— И так каждый вечер? — поинтересовался он у тви’лека.

Красные глаза инородца сияли потусторонней радостью.

— О да! Разве не замечательно?

— Безумно, — искренне согласился кореллианин. — А было так, чтобы церемонию отменяли?

— Бывало, но лишь когда на фабриках случаются беспорядки. Однажды какой-то работник сошел с ума, взял в заложники мастера и потребовал вывезти себя с планеты. Жрецы отказались проводить службу и не дали нам возрадоваться... это было ужасно, просто ужасно.

С точки зрения Хана, «сумасшедший» вел себя абсолютно нормально, но Соло счел за лучшее воздержаться от критики.

— А что дальше было?

— Еще до утра мы скрутили нарушителя и отдали в руки стражников, благодарение Единому, — с готовностью ответил тви’лек.

Кто бы сомневался... Лиши наркомана дозы — он и не то еще вытворит.

Церемония, похоже, закончилась.

На обратном пути Хана догнал Вератиль, но кореллианин, не расположенный к светской беседе, совершенно правдиво сослался на усталость. Сакредот ответил, что все понимает, и проводил Соло назад в лазарет.

— Сегодня можешь есть и спать здесь, — сказал Вератиль. А завтра тебе выделят постоянное жилье в административном строении.

— Где это? — устало спросил кореллианин между ложками невразумительного, но сытного рагу из редикса.

— Отсюда не видно, но между деревьев есть дорожка. — Сакредот указал куда-то на северо-восток. — Я вернусь за тобой через, скажем, шесть часов. Хватит их тебе на хороший сон?

Хан кивнул, решив, что, если и не хватит, он свое обязательно наверстает.

Оставшись наконец-то в одиночестве, он разделся и скинул ботинки. Завтра нужно будет где-то разжиться свежими шмотками или постирать эти, иначе в приличное общество ему путь закрыт. В голову робко прокралась мысль о душе перед сном, но Хан клевал носом и не услышал ее тихого голоса.

С пробуждением в нужное время у него никогда не возникало проблем, и юный пилот «запрограммировал» себя на пять с половиной часов крепкого сна. Голова его кружилась от впечатлений. Хан улегся на больничную койку и моментально провалился в сон.

На следующее утро ему понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, кто он такой (Викк Драйго, и попробуй только забыть!) и что он делает в душной комнате. Затем Хан все-таки предпринял вылазку в душевую и порадовался, обнаружив, что та оборудована всем необходимым для людей.

Намыливаясь, он фальшиво жужжал под нос песенку, но когда поднял ногу, чтобы помыть ее, то замер от удивления и отвращения: между пальцами завелась какая-то пакость! Дрянь была сине-зеленая и напоминала мох.

Встревоженный пилот продолжил исследование и обнаружил сине-зеленые следы под мышками, на шее и еще в одном, более интимном месте.

Сообщив грибку все, что он о нем думает, Хан скреб кожу, пока та не стала красная, зудящая, зато чистая. Он бы еще долго чтим занимался, но сообразил, что опаздывает, и стремглав вы-етел из душа. «Да что же это за место такое, а? Куда я попал?»