Книга #НенавистьЛюбовь. Книга вторая, страница 44 – Анна Джейн

Я не знала, что ему ответить.

1.43

Несколько минут мы посидели молча, слушая какую-то модную песенку по радио. А потом поехали домой.

Не говоря друг другу ни слова, покинули машину, зашли в подъезд, поднялись на лифте. Я в нерешительности остановилась у дверей собственной квартиры.

– Что такое? – спросил Даня.

– Я забыла у него сумку с ключами и пальто, – ответила я глухо. И кусочек своего сердца. – А родители на море.

– У нас есть запасные ключи от вашей квартиры. Подожди.

Матвеев открыл свою дверь – тихо и аккуратно, чтобы не разбудить родителей. И спустя полминуты вручил мне запасной комплект.

– Спасибо, – тихо поблагодарила я его и попыталась открыть дверь в квартиру, но из-за дрожащих пальцев у меня ничего не выходило. Тогда Даня забрал у меня ключи и сам открыл дверь.

Я медлила и не спешила заходить в квартиру.

– Что? – только и спросил Даня.

– Боюсь, – призналась я и отвела глаза. – Вдруг он придет?..

Несколько секунд Даня медлил, но потом кивнул и первым вошел внутрь, включил свет и запер за мной дверь, когда в прихожей оказалась и я.

– В душ, – сказал он, видя, что я промокла насквозь и ужасно замерзла.

– Ты первый, – покачала я головой.

– Не спорь, – нахмурился он. – Заболеешь ведь.

Пришлось согласиться.

– Даш, – сказал Даня, когда я уже закрывала дверь в ванную, – зачем ты к нему пошла?

– Я просто хотела вторую Вселенную, – отозвалась я глухо и включила воду.

Под горячей водой я стояла долго. Сначала грелась, потом оттирала кожу щеткой – даже лицо. Так сильно хотелось мне смыть с себя всю грязь Савицкого. Я терла щеткой губы, щеки, подбородок – все те места, которых касались его губы. И на всю ванную пахло кокосовым гелем для душа.

Отогревалось не только мое тело, но и душа. И я все яснее и яснее начинала понимать, что со мной едва не произошло.

Я вышла из ванной комнаты в полотенце и с влажными волосами, рассыпавшимися по плечам, и в коридоре встретила Матвеева, который шел на кухню. Он почему-то остановился и как-то странно взглянул на меня – сначала на ноги, потом его взгляд переместился выше, к лицу, а потом Даня поспешил уступить мне дорогу.

– Зайди потом на кухню! – сказал он мне вслед.

Переодевшись, я пришла к нему, чувствуя, что внутри все начинает дрожать. Заморозка чувств подходила к концу.

Даня сделал горячий напиток, который часто готовила его мама – из корня имбиря, лимона и меда. И пододвинул мне мою любимую кружку с единорогом.

– Пей, поможет не заболеть, – сказал он, а сам сел напротив и скрестил под подбородком пальцы.

– Сегодня была гроза, – вдруг сказала я. – Октябрьская гроза. Странно, да?

Или символично.

в этот день.

Символично так же, как облако в виде ангела.

– Пей.

Я сделала один глоток, второй, третий. А потом меня накрыло. Я едва не захлебнулась от волны ужаса, что так запоздало пришел ко мне. И по лицу потекли слезы.

– Даня, – тихо сказала я, не поднимая головы.

– Что? – спросил он. В его голосе чувствовалось напряжение.

– Я не хотела, чтобы все так вышло, – прошептала я.

– Знаю.

– Я ничего не делала. Я не заигрывала с ним даже. Я просто… Просто пришла к нему, потому что он обещал сюрприз. И, – я все же подняла взгляд на Даню, – потому что хотела назло тебе… ей… вам… показать, что могу… могу быть счастливой с другим. Но я не хотела, чтобы все было так. Понимаешь?

– Все хорошо, Дашка, – улыбнулся он.

– Я чувствую себя такой грязной. Такой отвратительной, – прошептала я. – Мне так мерзко на душе. И я… я не хотела, чтобы ты оказался втянутым в это.

Закрыв глаза ладонями, я разревелась навзрыд, как маленькая девчонка. Захлёбываясь слезами. Выплакивая все свои разочарование, бессилие и страх.

Даня сел рядом и обнял меня – просто, без слов. Он прижал меня к своей груди и гладил по волосам, а я плакала, и плакала, и плакала. А потом затихла обессиленно – лишь всхлипывала. И рассказала ему все-все.

Пока я сбивчиво говорила, он смотрел в окно, с трудом сдерживая злость.

– Прости, – шептала я. – От меня одни проблемы. Прости, пожалуйста. Прости. Еще и реву, дура.

– Плачь, лучше плачь, – сказал вдруг Даня. – Когда плачешь, я понимаю, что с тобой. А когда молчишь и смотришь так печально, с ума схожу от бессилия, не знаю, что делать.

Наши взгляды встретились. И на моих губах сама собой появилась слабая улыбка – слишком много было в его глазах света. И слишком сильно я скучала по этому свету.

– Прости, – повторила я едва слышно.

– Если ты снова произнесешь это слово, я уйду, – пригрозил Матвеев. И тоже улыбнулся – от уголков его глаз разбежались лучики. – Ты все сделала правильно. Я же сказал, что всегда тебя защищу. Значит, защищу.

– Я беспокоюсь не за себя. Вдруг Савицкий захочет сделать тебе что-то в ответ? – спросила я хмуро.

– Не захочет, – отмахнулся Даня. – И вообще, я все решу. Успокойся, Дашка. Поняла?

Он снова обнял меня, прижимаясь своею щекой к моей щеке.

Засыпали мы вместе, на расправленном в зале диване – лицом к лицу. Он держал меня за ладонь, а моя голова покоилась на его предплечье.

– Ты ведь не уйдешь утром внезапно? – спросила я. – Ты же разбудишь меня, когда уйдешь.

– Никуда не уйду, – пообещал он. – Спи.

– Хорошо, – пробормотала я, натянув одеяло до самого подбородка.

– Холодно? Давай принесу второе, – предложил Даня.

– Нет, не надо.

Однако он не слушал меня. Минута – и мы лежали под двумя одеялами. А в стекла барабанил дождик.

– Спокойной ночи, Пипетка, – услышала я, прежде чем провалилась в сон. И даже не успела возмутиться.

Я не знала, что завтра Даня сделает мне предложение, от которого я не смогу отказаться.

Предложение стать его женой.

Проснулась я одна – Матвеева рядом не было, но я точно знала, что он где-то в квартире. И знала, что он не оставит меня сейчас. Сложно сказать, откуда во мне появилась эта уверенность, но она была, и я не могла ничего с ней поделать.

Я встала, потянулась, раздвинула шторы, впуская в теплую квартиру свет. От вчерашней неожиданной грозы на небе не осталось и следа – оно было голубым и высоким, подернутым осенней стеклянной дымкой.

Такому небу хотелось улыбаться. Под таким небом хотелось создавать с кем-то общие воспоминания. Такое небо дарило надежду.