Книга Талисман власти, страница 34 – Личия Троиси

Вскоре Лайо не мог больше ни о чем думать. Он не ощущал даже своего тела, лежал в полубессознательном состоянии в углу своей камеры.

На третий вечер что-то произошло. Когда фаммин, приносивший Лайо еду, открыл камеру, Лайо решил не подходить. Сквозь полузакрытые глаза он разглядел слабый свет, потом почувствовал кого-то рядом с собой. Открыл глаза и обнаружил, что фаммин смотрит на него.

— Ты почему молчишь? — спросило это существо гортанным голосом.

Лайо не ответил.

— Тебя убивают, почему ты не скажешь, что тебе известно? — продолжал фаммин. — Бессмысленно так умирать. Ты умираешь по приказу, потому что не можешь сделать ничего другого. — Существо замолчало, задумавшись. — Тебе кто-то приказал молчать?

На этот раз Лайо открыл глаза, поднял голову и посмотрел на это существо. Он не понимал, чего от него хотят.

— Тебе кто-то приказал молчать? — повторил фаммин.

Лайо покачал головой, потом опустил ее на грудь.

— Тогда почему ты не говоришь?

— Мне нечего… нечего сказать…

— Ты или шпион, или что-то ищешь: так говорит командир, — настаивал фаммин.

— Он ошибается, — произнес обессиленный Лайо.

— Почему ты молчишь? — снова повторил странный фаммин.

— Бывает, что делаешь что-то… потому что хочешь это делать. Я умру… потому что решил, что так будет правильно…

— Не понимаю, — сказал фаммин.

Он изумленно посмотрел на Лайо, потом взял грязноватый пузырек, перевернул своего пленника и стал мазать его спину содержимым пузырька. Лайо тут же почувствовал прохладу, и ему стало немного легче.

— Почему ты так поступаешь? — спросил юноша у фаммина.

— Ты не можешь умереть, пока не скажешь правду: так сказал командир. Поэтому я тебя лечу, — ответил фаммин.

— Бывает, делаешь что-то только потому, что считаешь это справедливым.

— Что значит — справедливым?

— Не знаю… что-то, приносящее добро.

Существо вопросительно посмотрело на Лайо. Тот еще раз удивился: как это возможно, чтобы у фаммина были такие глаза?

— Как тебя зовут? — спросил Лайо.

— Врашта.

Это имя что-то напомнило Лайо.

— Спасибо, — прошептал он.

На четвертый день Лайо начали пытать раскаленным железом. Тот же человек продолжал задавать вопросы, а потом приказывал фаммину пытать Лайо. Юноша кричал, порой даже молил о пощаде, но не говорил.

— Ты не сможешь долго так продержаться, ты хотя бы понимаешь это? — сказал вдруг мужчина, приближая свое лицо к лицу юноши. — Я никогда не устану истязать тебя и не позволю тебе умереть, пока ты не скажешь то, что я хочу услышать от тебя. Мы можем так продолжать годами.

Лайо молчал, эти слова его больше не пугали.

Мужчина улыбнулся:

— Я вас всех, из свободных Земель, хорошо знаю. Если ты так поступаешь, то только потому, что хочешь кого-то защитить. Но твоя защита ничего не даст. Если кто-то проник на эту Землю, я его найду. Может, я его уже нашел. Так что ты напрасно страдаешь, парень, ты — не герой, ты — только кусок кровоточащего мяса в моих руках.

Лайо ничего больше не чувствовал: ни страха, ни ненависти к своему тюремщику, ничего. Жизнь состояла лишь из мучений, поглощения пищи и воды. У него больше не было сил думать, ему не хотелось даже выжить. Единственное, что было еще для него важно, — не заговорить.

Каждый вечер Врашта приходил его лечить. Лайо стал получать удовольствие от того, как лекарства освежают раны, и привязался к этому уродливому существу. Лайо чувствовал, как от заросших волосами лап, прикасавшихся к его спине, исходит сострадание, он начал думать, что фаммин лечил его не только оттого, что ему приказали.

Однако этот зверь продолжал задавать Лайо вопросы.

— Все люди делают то, что хотят?

— Тот, кто достаточно силен для этого — да, — отвечал Лайо и думал о Ниал.

— Все люди такие, как ты?

— К счастью, нет.

— Почему ты дрожишь?

— Мне страшно.

— Что такое страх?

— Это то, что охватывает тебя во время битвы, когда ты сражаешься.

— Когда я сражаюсь, я ни о чем не думаю. Я должен только убивать.

— Ты не боишься смерти?

— А зачем? Нет никакой разницы между жизнью и смертью, — отвечал Врашта.

— Тебе нравится убивать? — спросил Лайо.

— Не знаю. Не то чтобы мне что-то нравилось или не нравилось. Это — только приказы. — Он на мгновение замолчал, задумавшись. — Некоторые из нас, неправильные, не любят убивать. Не хотят этого делать. Подчиняются приказам, как и все другие, но они не такие жестокие. Правда, если об этом узнают, их убивают. Они плачут, когда умирают, но говорят, что лучше умереть, чем жить.

— Все любят что-то одно больше другого. Тебе не нравится мазать меня мазью? А вот мне кажется, что нравится.

— Не знаю. Может быть.

— Я делаю это для одного человека, — сказал однажды вечером Лайо фаммину в горячечном бреду. — Тот, кто мучает меня, прав, я делаю это только для того, чтобы защитить одного человека.

— Ради кого ты это делаешь? — спросил Врашта.

— Ради одной подруги, ради человека, которым дорожу больше всего на свете.

— Что такое подруга?

— Это тот человек, без которого ты не можешь обойтись, тот, кому ты желаешь добра, тот, с которым тебе хорошо, — сказал в бреду Лайо сквозь стоны.

— Ты — мой друг, — сделал вывод Врашта.

Всю ночь фаммин сидел рядом с Лайо, хотя ему не приказывали. Юноша много раз повторял имена Ниал и Сеннара, и его голос долетал до существа, которое не должно было этого услышать.

На следующий день Врашту вызвали к командиру.

— Я хочу, чтобы ты помог убежать этому мальчишке.

Врашта не стал искать смысла в происходящем: это был приказ, а фаммин не может нарушить приказ.

— Ты скажешь ему, что хочешь вместе с ним отправиться к его друзьям. Он поведет тебя, а когда ты найдешь их — убьешь.

Фаммин молчал, взволнованный своими первыми сомнениями. Он почувствовал, что не хочет убивать Лайо: тот был его другом, а для друзей совершаются великие поступки и — уж точно — их не убивают.

— Что тебя разобрало? — спросил мужчина, внимательно посмотрев на Врашту. — Не скажешь ли теперь и ты, что не желаешь их убивать? Не стал ли ты тоже одним из неправильных?

— Я сделаю, как ты сказал, — ответил Врашта. Это был приказ, а он не обсуждается.