Онлайн книга «Тень прошлого»
– Опять? – обреченно спросил Мещеряков. – О господи… Это срочно? – Срочнее не бывает, – виновато сказал Илларион. – Прижали нас к Дону красные банды… Учти, я звоню из автомата, так что разгоняй своих бездельников побыстрее. – Не командуй, – понизив голос, огрызнулся Мещеряков. Иллариону было слышно, как он сказал кому-то: «Докладывайте, докладывайте, майор! Я слушаю», – сказал резко, так, что Забродов искренне посочувствовал майору, которого наверняка хорошо знал. – Говори, – еще тише сказал Мещеряков в трубку. – Кого это ты там так чубишь? – поинтересовался Илларион. – Не твое дело. Ты ведь, по-моему, спешил? – Не я спешу – меня торопят, – вздохнул Илларион. – У тебя есть чем писать? Запиши… Он продиктовал свои цифры: номера «гольфа» и «Мицубиси» и номер Олиного телефона. – Все? – спросил Мещеряков. – Размечтался… – ответил Илларион. – Ты Балашихина помнишь? – Ну? – Вот тебе и ну… – Не может быть… Ч-ч-черт… – растерянно сказал Мещеряков. – Он недавно переехал в Москву, – скороговоркой продолжал Илларион. Его вдруг охватила нервозность. Ему казалось, что он слишком долго стоит на одном месте, привлекая всеобщее внимание. – Приткнулся в каком-то частном охранном агентстве. Надо бы узнать, в каком именно.., если, конечно, это возможно. – Это сложнее, – после паузы сказал Мещеряков. – Позвони через пару часов. Хотя что это я… Давай встретимся в… – Там, где тебе разбили нос, – перебил его Илларион. – Через два часа.., нет, через три. – Ты что, занят? – удивился Мещеряков. – Ты занят, – сказал Илларион. – Точнее, будешь занят. Пока доберешься до гаража, пока возьмешь машину жены… – Знаешь что, Забродов… – неожиданно громко, словно его кольнули шилом в зад, заговорил Мещеряков. В трубке послышался оживленный шум множества голосов. Илларион отчетливо разобрал чей-то выкрик: «Привет передайте, товарищ полковник!». Дармоеды, с нежностью подумал он. На душе стало немного теплее. – Тише, Андрей, – сказал он. – У тебя же совещание. – Ты его уже сорвал, – с досадой ответил полковник. – Ты хотя бы подумал, что я скажу жене? В прошлый раз… – Я больше не буду ходить сквозь стены, – быстро пообещал Забродов. – И потом, в прошлый раз я все починил. Даже кардан, который стучал вовсе не по моей вине. – Шантажист, – вздохнул Мещеряков. – Черт с тобой… Скажи хотя бы, насколько это серьезно. – Балашихина застрелили из моего револьвера, – покосившись через плечо, чтобы убедиться, что его никто не слышит, сказал Илларион. – Я, в общем-то, и не знаю, серьезно это или нет… – Да, – неопределенным тоном сказал Мещеряков. – Ладно, жди. Илларион повесил трубку и посмотрел на часы, чтобы засечь время. Если верить его хронометру, то пора было чем-нибудь подкрепить свои силы. Илларион прислушался к своему желудку и понял, что хронометр не врет. Он поднялся на второй этаж торгового центра и нанес краткий, но содержательный визит в здешний кафетерий. Готовили здесь на импортном оборудовании и исключительно из замороженных импортных продуктов. Илларион искренне удивился тому обстоятельству, что пища, выглядевшая аппетитной и свежей – точь-в-точь, как на картинке! – на вкус напоминала вареный картон. Висевшее на стене за стойкой неброское объявление без ложной скромности утверждало, что здесь подают только экологически чистые продукты, и Илларион подумал, что вкус еде, похоже, придает именно экологическая грязь. С трудом проглатывая безвкусную пиццу, он думал о чем угодно, кроме предстоявшей тяжелой и грязной работы. Первый шаг был сделан, и теперь следовало поберечь нервные клетки: все равно без информации, которую мог выдать, а мог и не выдать компьютер Мещерякова, Илларион был слеп как крот. Кроме всего прочего, думать о деле не хотелось. Мысли о нем были тяжелыми, холодными, вязкими, как глина, и неприятно пахли. Гораздо приятнее было глазеть на девушек. Илларион даже состроил глазки хорошенькой продавщице, которая отвернулась, независимо вздернув плечико, но в конце концов не выдержала и рассмеялась. "Проще, – с удовольствием глядя на ее улыбку, думал Илларион. – Проще надо быть, дорогой товарищ. Вот эта девчоночка, к примеру, способна вытащить у спящего кавалера деньги, но уж никак не пистолет. А может, и деньги не стала бы брать – вон как смеется, это ж загляденье… А тебе понадобилась королева. Вот и сиди теперь в дерьме по уши, жуй картонную пиццу и жди Мещерякова, на которого сейчас вся надежда…" Закончив свою одинокую трапезу, он встал, помахал продавщице рукой и вышел, осененный новой идеей. Он решил поехать в зоопарк: во-первых, потому, что место их с Мещеряковым рандеву располагалось в двух шагах оттуда, а во-вторых, ему вдруг захотелось посмотреть на зверей. Они, в отличие от людей, не крали друг у друга револьверов и совершенно не умели врать. * * * Возвращаясь домой с очной ставки, следователь городской прокуратуры Константин Андреевич Лопатин с горечью размышлял о том, какими хрупкими и ненадежными оказываются на поверку такие, казалось бы, фундаментальные вещи, как покой – пусть очень относительный, уют – даже если он достается тебе ценой постоянных унижений, и благополучие – пускай и далеко не высшей пробы. Еще в конце предыдущей недели он был вполне добропорядочным гражданином, медленно и упорно делавшим свою не блестящую, но вполне надежную карьеру и даже ожидавшим в ближайшее время ее взлета. Видимо, решил Константин Андреевич, это меня и подкосило. Не заносись, не клей себе крыльев из бумаги – не придется землю носом пахать… По дороге от метро он заглянул в гастроном и приобрел бутылку водки. Стоя в очереди в кассу, он попытался вспомнить, есть ли в доме хлеб, не вспомнил и махнул рукой – плевать. В случае чего Юрка сбегает, у него ноги молодые… Он не мучился переживаниями по поводу того, как будет воспитывать сына без женского присмотра. Уж кто-кто, а он-то знал наверняка, что дражайшая Вера Степановна не задержится в кутузке надолго. Надо быть последним идиотом, чтобы пытаться пришить ей изготовление и сбыт фальшивых дензнаков, а Гусев идиотом не был. Да если бы и был – он ведь не Господь Бог. Ни один следователь на основании такого материала не выдаст ордера на арест. Да и то сказать, разве это материал? Пришла бабища в ситцевом сарафане в коммерческий банк и принесла два кило липовых баксов – смех и грех, честное слово… Отпечатки на пакете – чушь и бред. Она будет менять показания до тех пор, пока случайно не попадет пальцем в небо и не скажет то, что будет более или менее соответствовать выработанной следствием версии. «Вот интересно, – вяло подумал он, – какая у Гусева версия? Я бы на его месте, наверное, рехнулся. Не дело, а водевиль.» |