Книга Охота на Ботаника!, страница 73 – Янина Логвин

Так что же сейчас? Теперь, когда мы встали с Корсак с мотоцикла и повернулись лицом друг к другу, кажется, мне стало плевать на все.

На то, что будет со мной завтра, и на собственное будущее тоже.

Я уже ничего не понимал.

Агния смотрела и ждала.

- Я не думаю, что это игра, — признался девушке. — Я больше не знаю, что думать. Ты… потрясающая и опасная, Корсак! Тебе сложно верить, и не верить нельзя. Ты сама, как мечта, от которой не отказаться. Я хочу представить, что мы вместе… и не могу. Я не только тебя не понимаю, я уже не понимаю себя.

Я отступил. Сердце просто рвалось из груди, а тело горело, помня прикосновение ласковых пальцев и теплое дыхание на коже. Слова, которые хотелось заглушить ответом. Она была моей первой девушкой и от нее сносило крышу.

Какие к черту барьеры и условности? Здравый смысл? Куда я, дурак, бегу, если уже оказался в капкане? Только будет больнее. Возможно, завтра больнее, но не сейчас.

Мне хотелось… Мне так ее хотелось!

Она стояла, опустив руки — в одной держала шлем. На открытом пространстве теплый ветер дул ей в спину, и распущенные волосы налетали на щеки. Темные глаза подозрительно блестели, а губы… Идеальные губы красавицы Корсак, о которых мечтал любой парень, хоть раз их увидев, были открыты и ждали.

Я сделал от нее три шага, а к ней — один. Больше не думая, только лишь чувствуя!

Она сидела во мне занозой. Проросла под кожей и пропитала своим запахом — той самой весны, которая навсегда останется в памяти. Везде, где только дотронься, звенело «Агния… Агния… Агния…»

Если это и было сумасшествие, то я оказался не способен с ним справиться.

Воздух из легких вырвался то ли с хрипом, а то ли со стоном, когда я схватил ее, притянул к себе и нашел губы. Впился в них так жадно, что нам обоим стало больно от вскипевшего удовольствия, накрывшего обоих. Ладонь обхватила затылок, пальцы зарылись в волосы… Я целовал Агнию так, словно делал это уже сотню раз, но и за сотню раз не насытился. Отключив мысли, только лишь чувствуя.

Корсак поддалась напору только в первую минуту, а дальше стала целовать сама. Уронила шлем, подняла руки, обвила мою шею и стала отвечать не менее жадно, чем я. Не жалея губы и сплетая наши дыхания в одно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Постепенно это общее дыхание стало глубже и тяжелее, вязче, связывая нас в тугой узел, пульсирующий общим желанием.

Я очнулся, когда смелые руки Агнии оказались у меня под рубашкой и легли на спину. Остановился, задыхаясь, глядя на девушку… Понимая, что ей мало, мне мало, а вокруг нас поле и шоссе, по которому пролетают машины.

Следующая мысль отрезвила холодной правдой — я проиграл.

И хуже всего, что даже не Корсак, а себе самому. Той гордости, что еще недавно, в ответ на озадаченные и нетерпимые взгляды ее родителей, не понимающих, как я оказался в их доме, заставила спросить у девушки, почему мне подходит именно она?

Я повернулся и побрел по дороге. Запустил руку в волосы, рвано впуская в легкие воздух. Из последних сил вырываясь на свободу, которой больше не было.

Против этой девчонки не существовало противоядия, и если все так, мне оставалось либо поверить ей, либо…

— Антон!

Я обернулся — Агния стояла и смотрела мне вслед. Стройная, длинноволосая и даже в ожидании вызывающе-гордая.

— Уезжай! — крикнул. — Пожалуйста!

— Нет!

Черт! Я покачал головой и отвернулся. Достал из кармана очки и с силой зашвырнул далеко в траву. Сунул руки в карманы брюк и побрел в сторону города. Мог бы — побежал, только куда?

Она догнала сама. Оставив мотоцикл, повисла на шее, крепко обняла… и мы целовались снова, потеряв счет времени.

— Морозов, я всегда говорила, что ты мой. Все равно не сбежишь!

В доказательство этих слов я подхватил ее губы своими. Смял, ощущая языком их нежный вкус. Не сбегу.

— Возвращайся домой, Агния. Пожалуйста, — попросил. — Это не может произойти здесь. Слышишь?

Мы оба чувствовали, что еще немного и переступим любые рамки.

— Я отвезу тебя, Морозко.

— Нет! Уезжай! Тебя сейчас так много во мне, что я хочу побыть один. Уезжай.

Не думаю, что Корсак когда-нибудь приходилось слышать подобное, но она уступила. Сказала, отпуская меня:

— Хорошо! Но не надейся, что я исчезну. Этого не случится.

* * *

Я не надеялся, больше нет. Я возвращался домой по обочине шоссе, шел вечерними улицами, а тело не переставало звенеть. Мысли путались, вытесняя одна другую, и вся холодная логика летела к чертям.

Какой тяжелый и вместе с тем необыкновенный вечер, одновременно горький и сладкий в своей правде.

Сорвавшись с места, побежал. Долго бежал, но это не остудило голову и не отрезвило. То, что во мне проснулось, продолжало жить и дышать. Звучать одним именем. Если я с разбега влечу в стену, то разобьюсь.

Когда вернулся домой и вошел в квартиру, мама не спала и вышла из своей спальни в прихожую. Подошла ко мне, охнув.

Выглядел я не лучшим образом — тяжелое от бега дыхание, растрёпанные волосы и выбившаяся из-за пояса джинсов рубашка, до половины расстегнутая Корсак. Пылающие щеки. Не удивительно, что мама обеспокоенно прижала ладони к груди.

— Что с тобой, Антон? — спросила на выдохе. — Кристина сказала, что ты ушел к своей девочке… Что надел старые очки, и теперь она тебя обязательно бросит. Я переживала, но боялась звонить, чтобы вам не помешать. Сынок, — мама подступила ближе, — на тебе же лица нет! Ох, Тошка, — она вдруг крепко меня обняла, — только не страдай! Лучше сразу выкинь ее из головы и забудь! Ну подумаешь, фифа! Главное, чтобы человек был хороший. Твой человек! То-ош?

— Что? — возле мамы было тепло и уютно, и сразу побледнел дорогой особняк знаменитостей, с натянутым улыбками его хозяев, уставленный букетами цветов. Все отступило, но только не то, что случилось после.

— Может, ты все-таки сходил бы в кино с Татьяниной Аней, а? Вы же с детства друг друга знаете. Попроще, сынок, оно ведь и сердцу спокойнее, так люди говорят.