Книга Тихий омут, страница 44 – Юлия Диппель

Я наморщила лоб. Ему в самом деле больше нечем заняться, кроме как расспрашивать о моих отношениях с Люцианом?

– Зачем ты здесь, Тристан?

– Твои чувства не дают уснуть не только тебе, – сказал он. В его голосе не было обвинения. Поэтому до меня еще дольше доходило, что он под этим подразумевал. Кто бы знал почему, но я опять ему поверила.

– Итак, ты можешь считывать мои эмоции, несмотря на барьер?

Тристан сочувствующе посмотрел на меня серыми глазами:

– Громко и четко.

Мне стало плохо. Нет, я рассердилась. Не перед кем в мире я не хотела быть настолько прозрачной, тем более не перед врагом. Одна лишь мысль о том, какие эмоции я испытывала в его присутствии…

– Ну, тогда мне надо извиниться, что потревожила твой ночной покой. Я должна проявлять больше уважения по отношению к своему сталкеру, – выдавила я.

Он полностью проигнорировал мой сарказм.

– Ничто из того, что произошло в Критерионе, не могло так тебя расстроить. Значит, это связано с Люцианом. Вы расстались?

«Да. Нет! Может быть…»

Я этого не знала и уж точно не хотела ему отвечать. Хотя он и не нуждался в ответе, если мои чувства правда «громко и четко» говорили сами за себя.

Мне оставалось только одно: кардинальная смена темы.

– Откуда тебе известно о пророчествах Кинтаны?

Тристан, посмеиваясь, скрестил руки на груди. Несомненно, я и мир моих эмоций были для него увлекательным представлением.

– У «Омеги» еще столько скелетов в шкафу, о которых ты не подозреваешь, – он продолжал говорить загадками.

Его ужасное сравнение вызвало у меня отвращение… Оно заставило меня вспомнить об Амстердаме и многочисленных мертвых телах, которые тогда ждали нас в моргах или криогенных камерах. Ну, по крайней мере, Тристан не укроется от моего отвращения и недовольства. Так и вышло: он вздохнул.

– Ведьмы чтут пророчества Кинтаны как Библию. Несмотря на то, что Лига уничтожила копии, существуют еще давно забытые подлинники.

– …которые хранятся у «Омеги», – предположила я.

– Не непосредственно. Но тебе стоит знать, что понятие «пророчество» ошибочно. Праймусы не способны предвидеть будущее. Но некоторые могут видеть знаки и толковать их. А так как до Рамадона Кинтана был хронистом Лиги…

О'кей… это кое-что проясняло. А среди прочего – долгую предысторию, которая, судя по всему, связывала Кинтану с другими праймусами. И это дарило мне крошечную надежду.

– Это значит, что мне не обязательно выступать против этой злобной королевы ведьм?

Тристан помолчал. Его ничего не выражающий взгляд был прикован к Шкиперу, который ходил кругами под нами. Казалось, он скрупулезно обдумывал мой вопрос. И это привело к тому, что моя краткосрочная надежда снова разрушилась.

– Мара не сделала ничего плохого, Ари. Она просто была первым праймусом, который родил ребенка от человека. По этой причине ведьмы до сих пор видят в ней создательницу.

– Я считала, что все праймусы объединились против ведьм и учредили инквизицию? – По крайней мере, Люциан рассказывал мне что-то подобное.

– Все, кроме Мары, которая встала на сторону своих детей.

Медленно все начинало складываться в одно целое. Лига тогда натравила на нее брахиона. И этим брахионом, очевидно, был мой отец.

– Танатос должен был ее убить.

Тристан кивнул.

– Чего он не сделал, – развивала я свою мысль. В этот раз ответной реакции не было. Вместо этого Тристан самодовольно облокотился на оконную раму и следил за мной серыми глазами.

– Чтобы приоткрыть завесу этой тайны, Лиге понадобится довольно много времени. В конце концов, единственный, кто знал достоверную информацию, уже умер.

Я боролась с порывом его пнуть, четко осознавая, что вообще-то должна была сделать даже больше. Вот только гнев не появлялся. Тристан окинул меня понимающим взглядом, прежде чем вновь впасть в свою привычную меланхолию.

– Но в Совете зародился страх, и это хорошо. Пока они боятся возвращения Мары, они не тронут и волоса на твоей голове.

В его голосе проскочила гордость. И что-то иное, что мне было тяжело разобрать. Я почти готова была сказать, что это стыд, но момент уже прошел. Тристан выпрямился и вытащил что-то из кармана своего дутого жилета. Это был аккуратно сложенный лист бумаги. Я вопросительно взглянула на него.

– Возможно, это изменит твое мнение обо мне, – тихо проговорил он, но не пошевелился, чтобы протянуть мне листок. Он просто вертел его между пальцами, словно боролся с самим собой.

– И еще кое-что, – пробормотал он пару секунд спустя. – Будь осторожна с Люцианом. Я не хочу, чтобы он что-то тебе сделал.

Теперь я уже не удержалась от смеха. «Само собой!»

– В таких изощренных манипуляциях тебе еще нужно поупражняться. – Люциан, возможно, был не прост, но он бы никогда мне ничего не сделал.

– Люциан изменится. Я бы не стал рассказывать тебе об этом. Я мог бы просто позволить ему сойти с ума и подохнуть, но знаю, что так или иначе ты возложишь вину за это на меня. А пока я не могу как минимум иметь удовольствие убить его лично, я не буду рисковать твоей злостью.

Я нахмурилась. Это не могло означать ничего хорошего. А его неприкрытая неприязнь к Люциану испытывала мое терпение.

– Выражайся точнее, если не хочешь, чтобы я разозлилась, – огрызнулась я. Взгляд Тристана помрачнел. На долю секунды я решила, что он передумал, но тут он заговорил:

– Как правило, сила праймуса развивается очень медленно, на протяжении столетий. Брахионы подвергаются определенному ритуалу, чтобы они могли впитывать сущность своих жертв и не обезуметь. Впрочем, даже у брахионов способность к такому поглощению имеет свои пределы. Если он за короткий промежуток времени убьет слишком много праймусов, рано или поздно не сможет больше контролировать энергию и станет непредсказуемым. Из-за этого судьбой любого брахиона в конечном итоге становится казнь.

Это тревожило, но я не узнала ничего нового.

– Почему ты мне об этом рассказываешь?

– Сложи дважды два, Ари! – Он наклонился ко мне. Его глаза опасно блеснули, что мучительно напомнило мне о том, как он выпустил пулю мне в голову. – Если кто-то убивает черным ациамом, энергия убитого перетекает прямо к создателю клинка: то есть к Танатосу.

– Это невозможно, – взволнованно прошептала я. – Танатос теперь человек.

– Именно. Итак, главный вопрос: куда девается энергия погибших праймусов? – Мысли смешались, сердце бешено забилось. Я чувствовала, куда он клонил. – Скажи мне, Ари: кто принял в себя сущность Танатоса?

Я. Это была я. Но поскольку мое человеческое тело ее бы не выдержало, я перенаправила ее к…