Онлайн книга «Точка невозврата»
|
И эти странности должны мне помочь дойти до истины. – Как он выглядел? – спрашиваю. – Среднего роста, крепкий, – лепечет Игорек. – В темных очках, голос немного хриплый… мы ночью встречались, в машине сидели. Он сзади сидел, я впереди. Предложил тридцать тысяч за то, чтобы кто-нибудь затеял с тобой ссору в ресторане… Я слышал уже эту историю несколько раз. Похоже, нового больше Игорек ничего не сообщит. – Где искать Вову Метелицу? – спрашиваю. Он рассказывает. Все, что знает про Вову. Все, что мне надо и еще кучу ненужной информации. Прячу нож в чехол на ноге, в глазах этого ничтожества мелькает нечто похожее на облегчение. Жадный, тупой Игорек. – Орел или решка? – Достаю из кармана монетку. – Что? – спрашивает он. – Не тупи, Игорек, – говорю ему. – Пять секунд на выбор. Если ты не сделаешь его, будешь Игорь-Пуля-В-Голове. Орел или решка? – Пожалуйста… – молит он. – Раз, – начинаю я отсчет. – Пожалуйста… – Сейчас он зарыдает. Не мужик, а тряпка какая-то. – Два. Он понимает все очень быстро. Понимает, что бесполезно меня уговаривать и кричит: – Орел! Я подбрасываю монету вверх, и он впивается в нее взглядом, словно пытается телепатически уложить ее гербом вверх. Монета летит вниз, в это время я нажимаю на спусковой крючок, и новоявленный Игорь-Пуля-В-Голове вместе со стулом падает на пол. – Пять, – произношу я и отправляю пистолет обратно в кобуру. Никогда не играю с судьбой в орлянку. Но ради интереса подхожу к монетке и смотрю на нее, после чего поворачиваюсь к мертвому Игорю и говорю ему: – Ты все равно проиграл. Решка. Игорь молчит – словно соглашается со мной. Я иду к выходу. «Рест ин пис». Но какая сука подставила меня в трактире? * * * Инкубатора везли на военный аэродром. Куратор сказал, что оттуда Стас уже без него отправится на Украину – правда, куда именно, уточнять не стал. И предупредил, что в самолете Стасу сделают укол, от которого тот вырубится, и надолго. – Через пару дней очнешься уже по пути назад. Так что для тебя это путешествие ограничится бортом самолета. Стас хмыкнул. – Я не полечу, но когда ты вернешься – встречу, – продолжал Куратор, управляя джойстиком микроавтобуса, в котором они ехали. – Главное, ничего не бойся и не переживай. Схема отлажена, безопасность максимальная. – Да я и не боюсь, – пожал Стас плечами. – Боишься, – сказал Куратор. – Это нормально. Первый раз. Но страшного ничего нет. – Ты тоже через это проходил? – Нет. Я не инкубатор, у меня несовместимость, – ответил Куратор, сворачивая на Пятое кольцо. – Но это ничего не значит. Несколько минут они ехали молча, потом Куратор усмехнулся и сказал: – Там этот… твой товарищ, Эрик… ему за малым голову не открутили. – В смысле? – вскинулся Стас. – Говорил он много. Не тому, кому надо. – Он с Ильей, кажется, повздорил. Тот вечер в памяти остался обрывками. Чужие лица… Кровь… Музыка… Кожаный салон какой-то тачки. Кто-то, кажется Куратор, ведет его домой. Сушняк, вода, кровать, сушняк… Он, что называется, был в хлам. – Угу. С Илюхой. А этого делать не стоило. – Илюха крутой? – улыбнулся было Стас. Но Куратор оставался серьезным. – Более чем. Я понимаю, по виду этого не скажешь… Просто знай: не стоит вести себя с ним так, как бы ты это позволил себе с остальными. – Он… тоже? Как и я? – Нет, – сказал как отрезал Куратор. – Я тебе это говорю для того, чтобы ты был поосторожнее и своих друзей вовремя останавливал. – Эрик мне не друг. – Я вообще говорю. Они свернули на пустынную асфальтированную дорогу, микроавтобус сразу же набрал скорость. – Слушай… а таких, как я, инкубаторов, много? Я имею в виду в Москве. Что, если мы… – Вы не встретитесь. А если встретитесь, то не узнаете. И хватит об этом. Через несколько минут машина сбросила скорость, свернула и остановилась перед высокими воротами. Из будки, стоящей рядом, вышел вооруженный человек в военной форме. Он подошел к кабине, несколько секунд рассматривал книжицу, предъявленную ему Куратором, потом махнул кому-то рукой. Ворота плавно разъехались в стороны, и микроавтобус, переваливаясь через «полицейских», устремился к взлетной полосе. Стас уже поднимался по трапу, когда его окликнул Куратор. – Когда вернешься… можешь писать книгу по своим снам. Тебе разрешили. Стас махнул ему рукой и ступил на борт военного самолета. Стюардесса, как на гражданке. Короткая юбка, декольте, шалый взгляд… да ну нах… Лучше поспать. Спать… * * * – Музыка перестала быть живой. Музыка сдохла. А если не сдохла, то агонизирует, доживая последние дни. С того момента, когда из компьютера прозвучала первая нота, настоящей музыке был подписан смертный приговор. Вован за рулем, я рядом. Едем по трассе на огромном «Юконе». Скорость небольшая, около ста километров. Играет музыка – какой-то древний рок-н-ролл в исполнении то ли Элвиса, то ли кого-то из его подражателей. Негромко. Совсем не мешая разговору. – Это из-за компьютеров такая жизнь у нас. Раньше мы собирались во дворе, брали гитару и разучивали аккорды, а теперь мой сын говорит мне: «Папа, мне нужен компьютер, я хочу быть диджеем, как диджей Электрошокер». Представляешь? Кумирами детей становятся не Хендриксы, не Элвисы, а какие-то Электрошокеры. Ему пять, он любит музыку, и я не хочу, чтобы он вырос на этом суррогате, которым нас сейчас пичкают. Сказал ли Вова Метелица про своего сына случайно или же с расчетом на то, что я обращу на это внимание, – не знаю. Мне все равно. Молчу, а Вова продолжает говорить, глубоко затягиваясь анашой. Пусть говорит. – Я радио стараюсь не слушать… но, когда есть передача с Хачкинаевым, включаю. Слышал про такого? Рок-н-ролльщик старой закалки, ему лет пятьдесят или шестьдесят, а зажигает так, что возвращаешься в то самое время, время настоящей, хорошей, живой музыки. Я бы дал ему какого-нибудь Оскара только за то, что Хачкинаев не дает до конца уничтожить. Уничтожить то, что осталось. Блин, да он достоин Оскара больше, чем кто-либо другой! |