Онлайн книга «Я слишком долго мечтала»
И неужели я так взбудоражена от того, что всеми фибрами чувствую его близость? Close to Me. Как бороться с этой магией? Как подавить в себе желание вскочить, пуститься в пляс, запеть во весь голос прямо тут, между этими ящиками, среди равнодушных рабочих сцены? Иногда я ходила на концерты вместе с Оливье и там тоже и пела и танцевала. Но никогда – с таким буйным восторгом. Никогда – с таким жгучим желанием быть увиденной, быть понятой, быть покоренной. Быть застигнутой врасплох и захваченной. Just Like Heaven [35]. Илиан проживает каждую ноту, каждый аккорд, каждое слово и каждый звук, шепотом повторяя их, шевеля пальцами, словно они бегают по струнам. Илиан где-то далеко, не здесь, затерянный в аллеях своего заповедного сада. И ворота распахнуты в дивный тот сад,
И цветы дарят всем нежный свой аромат…
Я знаю, что это мираж, что экстаз улетучится в тот миг, когда в зале вспыхнет свет, и все-таки мне не удается отогнать глупое наваждение. Глупое… но возвышенное. Ил привел бы меня сюда, чтобы слушать его игру, ободрять его, будоражить и успокаивать. Попроси я, Ил подарил бы мне эту привилегию, чего никогда не делал Оливье. Мужу от меня нужна похвала, ну и – может быть – толика восхищения. Он не против, чтобы я оценивала его работу – только что завершенную, еще не вышедшую из мастерской. И чтобы помогала ему – в качестве секретарши, бухгалтера, супруги. Но не в качестве музы. The Hanging Garden [36]. Зал плавится в сумасшедшей жаре. Прожектора жгут, испепеляют певцов, которые мечутся по сцене, словно грешные души в аду. Илиан поет во весь голос, до хрипоты, и я вместе с ним. Да-да, повторяю: никогда в жизни мне не доводилось впадать в такой экстаз! И вдруг меня обжигает чувство вины, я понимаю, что больше всего на свете хотела бы пережить подобное вместе с Оливье. Но мне ясно, что это невозможно, что этому никогда не бывать. И еще я знаю, что хотя Илиан до меня не дотронулся, мы были так близки, как будто я изменила Оливье. А потом по щекам Илиана покатились слезы. Boys Don’t Cry. Парни не плачут. За исключением тех, кто достоин любви. А потом прожектора погасли. Певшие сели на свои места. И в зале вспыхнули огоньки зажигалок. Роберт отложил гитару и запел: Что это – сон? Все зрители, кроме нас, с первого до последнего ряда, танцуют. И я впервые беру Ила за руку. Маленькая робкая принцесса. Да и он, мой рыцарь, тоже робеет. * * * Музыка смолкла. Свет становится ослепительно-белым, и публика понимает, что пора вернуться к реальности. Зал пустеет – так вода уходит сквозь песок. Илиан, не дожидаясь, когда удалятся последние зрители, начинает сматывать провода усилителей и укладывать инструменты в футляры. Я ему помогаю как могу. Это занимает у нас несколько минут. Илиан отвечает только за струнные, для roadie это работка не бей лежачего, что я ему и говорю, добавив: «Представляешь, если бы тебе нужно было паковать ударные?!» Ил смеется. Улисс заходит попрощаться с нами и советует Илиану не ложиться слишком поздно, завтра их ждет тяжелый переезд: группа отправляется в Ванкувер. Илиан с ними не едет, но по контракту обязан участвовать в погрузке вещей. – Вы там не слишком его мучайте, мадемуазель, завтра на рассвете мы начнем собираться, и он должен быть в норме! Я усмехаюсь: мой самолет отбывает в Париж в шесть часов утра! Илиан насвистывает в такт с другими roadies: Let’s Go to Bed! [38] До полуночи еще далеко. Внезапно хватаю за руку своего носильщика гитар и тащу его к выходу. Мной владеет какая-то непривычная решимость, я сама себя не узнаю. Ил приподнимает кепку на кудрявых волосах и чешет затылок. Как же мне нравится его лицо задорного, очаровательного сорванца! – Мисс Ласточка, вы ведете себя неразумно! – Обычно это не так, но сейчас… Я прячу смущение за обезоруживающей улыбкой. Спасительная прядь скрывает глаза цвета пепла. Ил притворяется рассерженным: – Вы еще и в этом смеете меня обвинять? Я озираюсь: – Что-то я не вижу здесь никого, кроме вас… Так что будем делать? – Ничего! – Ил надвигает кепку на глаза и становится похож на школьного надзирателя, и таким он мне нравится гораздо меньше. – Напоминаю вам, что завтра рано утром вы улетаете. Я машу руками, изображая птичий полет. – Да, я не могу иначе, я ведь ласточка… Или фея – выбирайте, что вам больше нравится! И я продолжаю размахивать руками, легкая как перышко, кажется, сейчас мои ноги оторвутся от земли и… Но он мягко обхватывает мое запястье и удерживает, пока я не вспорхнула под своды «Метрополиса». – Вы неисправимы! Ладно, тогда за мной, мы идем в кино! В кино? Ил меня раздражает своей манерой брать реванш одной-единственной фразой. – Да вы знаете, который час? – Разве это имеет значение?! Вы – фея, я – волшебник… Только с одним условием, мадемуазель: мы будем вести себя примерно! Никаких поцелуев в последнем ряду, обещаете? Его взгляд неуловим, и теперь уже я пытаюсь его «приземлить». – У вас, оказывается, есть принципы? – Нет, просто страх! Держу пари, что вы замужем, что ваш муж ужасно ревнив, что у вас куча детей и все они никогда не простят мне, что я сбил с пути их мамочку. – Нет, у меня всего одна дочка и очень добрый муж. |