Онлайн книга «Безмолвие»
|
– Идем. Я отведу тебя, куда надо. Никталопия [22] помешала старухе вовремя понять обман. Лишь когда впереди замаячили огни, а под ними обозначились контуры машин, когда появились намеки на движение и проступили силуэты людей, Вердина сказала: – Это же церковь. – Да. – Кри не подошла бы так близко. – Ты просто иди. Леон шел позади и, когда Вердина остановилась, шагнул вперед и крепко взял ее за руку. – Отпусти меня. – Ты убила тех женщин. – Так было нужно. – Ты планируешь убить Кри и Джонни. Она презрительно рассмеялась. – Не забудь про адвоката. – Я эту ночь никогда не забуду. Никогда. Только после этих слов Вердина поняла, насколько серьезно настроен внук. – Убери от меня руку, мальчишка. Но Леон лишь крепче сжал пальцы. Он тащил ее к церкви, и из-за деревьев уже доносились крики. Полицейские заметили свет и шли на него. – Отпусти меня. – Скоро все кончится. Вердина взвела курок револьвера. Ствол ткнулся Леону в ребра. – Ты не станешь в меня стрелять. – Откуда тебе знать… Как был дурнем, так и остался. – Если так, стреляй. Давай. Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Старуха ответила твердым немигающим взглядом и потянула за спусковой крючок. Ничего. Она повторила попытку. Леон забрал револьвер. – Я же тебе говорил, что стрелял из него дважды двадцать лет назад. – Ты уже должен был сдохнуть. – Дело в том, – сказал Леон, – что у меня было всего шесть патронов. * * * Джонни увидел огонь с вершины своего «спального» дерева. Уловив запах дыма, он обнаружил огонек на третьем от начала холме. Только на этот раз, в отличие от прошлых, огонек не прятался. Костер пылал открыто, словно приглашая к себе, так что Джонни спустился с дерева и, следуя знакомым маршрутом, направился к месту. У подножия третьего холма перебрался через валуны и стал подниматься по каменистой осыпи. Костер развели примерно на второй трети подъема, и Джонни, помня, как едва не погиб здесь в прошлый раз, сбавил шаг. Но теперь тропинки не путались и не исчезали, огонь не перемещался, а оставался на одном месте. Подъем закончился на уступе, с которого открывался вход в пещеру со скошенным, уходящим вниз потолком. Обойдя костер, Джонни увидел слабый свет в самой глубине. Что-то двигалось там, какая-то тень. – Джон Мерримон? – Никто не ответил, но желтый свет сделался ярче. Наверное, Джонни не смог бы сказать, что почувствовал в пещере, кроме, конечно, страха. – Я иду. Впереди был поворот, но Джонни заметил его едва ли не в самую последнюю секунду. В том месте, где пещера уходила в сторону, зияла уже знакомая ему пустота. – Джон Мерримон? Вздох тронул воздух, а потом прозвучал голос, такой усталый и тихий, что его было едва слышно: – Так ты меня видишь? – Вижу мерцание. – Это трюк, которому я выучился. Обман. – Мерцание рассыпалось, и Джонни увидел каскад образов: старик, мальчик и нечто ужасное, скрюченное и переломанное. Они пробежали один за другим и исчезли, оставив только мерцание. – Люди бесконечно предсказуемы. Игра света. Старая любовь. Еще более старый страх. Напрягаться почти не приходится, что, наверное, хорошо, учитывая все обстоятельства. – Все обстоятельства? – Время, усталость, возраст. Вглядываясь в пустоту, Джонни подошел ближе. – Уже достаточно близко. Не подумав как следует, он сделал еще два шага вперед, и его вдруг схватила, подняла над землей и подвесила в воздухе невидимая сила. Шевельнуться он не мог и лишь едва дышал. – Мой дом, – произнес голос. – Мои правила. – Твой дом – да. – Уверен, что понимаешь? – Пожалуйста. Невидимые пальцы разжались. Джонни упал на землю и потер горло. – Это ведь Джон, да? – Сейчас это имя мало что значит для меня. – Но я тебя знаю. – Ты знаешь, каким я был. Это не одно и то же. Мерцание снова рассыпалось, и Джонни увидел согбенную фигуру старого во всех отношениях человека. Кривые, высохшие ноги, перекрученные руки. Серая, в пигментных пятнах кожа. Было и что-то еще, залегающее глубже, какая-то порча, выражающаяся в форме черепа, во вздутиях под кожей. С человеком, которого Джонни видел в снах, у него не было ничего общего. – Что, и вправду так плохо? – Старик поблек, растаял, но появился Джон Мерримон, такой, каким знал его Джонни: чуть повыше, чуть пошире. Он даже попытался улыбнуться, но не получилось. – Какой образ предпочитаешь ты? – Я привередливым никогда не был. – Это да, не был. – Перед Джонни снова возник старик. – Ты и не просил для себя ничего, и не брал лишнего. Я даже восхищался тобой одно время: твоим ощущением своего «я», твоей любовью к этому месту. Поэтому и принял тебя здесь. Исцелял твои раны. Сделал так, что Пустошь стала твоим домом. Я одарил тебя… – Восприимчивостью… – И снами. – Почему? – Ты любил бы эту землю, как любишь ее сейчас? Ты принял бы это все без дара предвидения? Он имел в виду пещеру, себя самого, свою уродливость. Но Джонни видел картину немного по-другому. Он думал об Айне в грязной яме, о том, с какой яростью Джон сорвал камень с шеи женщины и как закопал ее заживо. – И все это время ты пробыл здесь? Глаза, смотревшие на него из темноты, прищурились. – О чем ты спрашиваешь? – В голосе прозвучали опасные нотки. – Я не… Просто… – Она не твоя. – Что? Кто? Старик повернулся и раздраженно посмотрел куда-то вбок. Воздух в пещере пришел в движение, как перед грозой. Волоски на руке зашевелились. Дохнуло электричеством. – Просто спросил, – попытался оправдаться Джонни. – Я… ну, стараюсь понять. Скрыть страх было невозможно. В старых черных глазах ворочалось безумие, блеснул темный оскал, и Джонни невольно вспомнил Уильяма Бойда, скрученного, раздавленного, переломанного. Он даже представил, как ухмылялся старик. Представил его гнилые зубы, пляшущие глаза… – Мэрион все еще моя жена, – процедил Джон. |