Онлайн книга «Время вспомнить все»
|
А Маша, чувствуя себя в центре внимания, раздухарилась еще больше. – Ходят такие… Маньяк ты, наверное, сексуальный! Девочку увидел, и с мокрыми руками к ней лезет. Руки бы вытер! Или тебе носовой платок дать? Своего, небось, нет. Мужик зло заворчал и сунул руки в карманы. Еще пару секунд, пару резких фраз, и он как цепной пес бросился бы на эту девчонку. Но вокруг захохотали. Поведение девчонки посетителям бара понравилось. – Платок покажи, батя, – послышался голос из угла. – Покажи! – Пошли вы все! Вот молодежь! Мужчина взял портфель, стоявший у высокого табурета, сунул его под мышку и быстро ретировался. – Где мой кофе? – громко, голосом победителя крикнула Маша. – Несу, несу, не кричи, не на вокзале! Это там можно шуметь и выпендриваться, а здесь веди себя прилично. – Так я же ничего, просто дед ко мне клеиться начал, а лысые пескоструйщики не в моем вкусе. – Какие в твоем вкусе? – бармен подвинул чашку с дымящимся кофе. – Да вот такие, как ты, мне нравятся, в белых рубашках и с бабочками. – Ну, спасибо, – бармен подобрел, ив не ожидал услышать комплимент. – Может, тебе сахару бросить? – С сахаром я не пью, – щелкнув языком, сказала Маша, – сахар – белая смерть. – Колеса, извини, не подаю. – А мне колеса и не нужны, я не наркотка. – Но кофе – это наркотик, – напомнил бармен, – легкий, но наркотик. – А мне легкий и нужен, надо немного возбудиться. У меня сейчас разговор готовится с моим папашкой, ой, какой не простой. – Успеха тебе. Он сюда придет, что ли? – Еще не хватало! Если б он сюда пришел, он бы здесь все разворотил как бульдозер, мол, почему ребенку курить разрешаешь и коньяк в кофе льешь. – Я тебе коньяк не лил. – Это мне понятно, что ты не лил. А он скажет! Тогда доказывай, что ты не лысый. Бармен понял, лучше прекратить любезничать с обозленной девчонкой. «Вот, стерва малолетняя! Злющая, как змея подколодная, которой на хвост наступили. Фыркает, шипит, того и гляди, в бедро зубами вопьется!» Бармен взял сигарету, повертел ее в пальцах, причем повертел так ловко, как художник вертит карандаш, положил на место. Курить ему не хотелось. А Маша пила кофе. Наконец чашка оказалась пустой, и девчонка перевернула ее вверх дном, а затем семь раз звонко щелкнула пальцами. Подняла чашку резко и принялась рассматривать черное пятно гущи, образовавшееся на тарелочке. Она вертела его и так, и этак, силясь понять, на что оно похоже. – Иди сюда, – позвала она бармена, – смотри, что это? – По-моему, гуща кофейная. – Я и без тебя знаю, что гуща кофейная. На что она похожа? – На клубок какой-то. – Какой еще клубок? Где ты видел клубок с ногами? – Тогда.., на паука. – На паука похоже. А ты знаешь, к чему паук? – Что я тебе, астролог или цыган, чтобы разгадывать твои ребусы? – Но ты, как профессиональный бармен, должен делать это легко, играючи. Бармен еще раз скосил глаза: – Паук, и все. – А медведя видишь? – Какого медведя? – Не белого, естественно, а бурого. А может, и гризли, хрен его знает. Но я вижу медведя. – Где? Маша провела пальцем: – Вот он, из-за тебя все испортила. Точно, был медведь. Паук – он к доброй вести, а медведь… Не знаю, к чему, но, наверное, к деньгам. Так что из-за тебя я кучу денег потеряла. – Хочешь сказать, за кофе платить не станешь? – Нет, за кофе заплачу. За удовольствие платить надо, это первая заповедь. – Чья? – Моя, – сказала Маша. – А я думал… – Мне плевать, что ты думал, – Маша положила деньги, раздавила окурок о смазанную кофейную кляксу, теперь уже напоминавшую только клубок, и, легко спрыгнув с табурета, ушла из кафе. «Наверное, гость уже свалил, папашка один, вот тут я его и возьму тепленького. Пусть раскошеливается, нечего жмотом быть. Ушел из семьи, оставил дочь.» пусть теперь подпитывает, если не духовно, то хоть финансово". Она вошла во двор мастерской. В окнах горел свет. Маша решила заглянуть, ушел ли гость. Мужчины сидели и, судя по лицу отца, было понятно, он изрядно пьян и не в духе. Одна бутылка виски уже стояла у ножки журнального столика, вторая на столе – пустая наполовину. "Вот бы вас сейчас ментам сдать, пьяниц несчастных! Но они только уличных пьяниц забирают… Вроде бы виски вам осталось с полбутылки выпить, пойду еще чашку кофе опрокину, полюбезничаю с барменом. Парень он ничего, мне такие нравятся. Не наглый". На чашку кофе денег еще хватало. Она направилась уже знакомым маршрутом и через дверь увидела, что ее место не занято. "Словно я табличку повесила: «Место не занимать, ушла в туалет!» – самодовольно подумала Маша. А в это время Леонид Хоботов согнул прут арматуры в скобу, сделав его похожим на букву "Г", и стоял, опираясь на него, как на клюку. – Да врешь ты все, Леня, – говорил Штурмин, даже не оборачиваясь к Хоботову, – навыдумывал всякой ерунды. Поменьше газет читать надо. – Да точно я тебе говорю, это все про меня написано. – А может, про меня? У меня тоже руки сильные. – Нет, это не про тебя, про тебя еще напишут. Я их всех задушил. Штурмин засмеялся, по-детски, беззлобно. Наконец он понял, что крепче Хоботова, хоть и начал раньше, смог-таки его перепить, если тот несет околесину. – Проспишься, тебе с утра стыдно станет, что такой хренотени мне наговорил. Нашел чем хвастаться, будто ты маньяк, людей душишь, и кресты на затылках вырезаешь! – Штурмин наколол на вилку холодную телятину, макнул ее в горчицу и, держа вилку в руке, как священник держит свечу, сказал: – Все это бред, Леонид. Ни одному слову твоему не верю. Выдумки творческого человека – вот что это. – Я говорю тебе, следующая заметка в газетах о тебе будет! Штурмин неторопливо повернулся. В голосе Хоботова что-то показалось ему подозрительным – словно скульптор мгновенно протрезвел. Лев Штурмин посмотрел на кусочек мяса, неровно испачканный в горчицу. И в это время Хоботов бросился на него, держа прут как пику. Стальная рифленая проволока, срезанная сваркой под углом, вошла Льву Штурмину в левую сторону груди. Не задев сердце, острие вышло, разорвав ткань пиджака, чуть выше диванного валика. Вилка застряла во рту Штурмина. |