Онлайн книга «Убивая Еву: это случится не завтра»
|
– Угощайся. Buono appetito. Ринат пытается съесть мортаделлу, но аппетит куда-то делся, его подташнивает. Он все же заставляет себя прожевать и проглотить ломтик. Монотонные железные звуки кирки вскоре возобновляются. – А что она делает? – Его голос звучит словно издали, отдельно от него самого. – Так, кое-что по саду. Лучше, когда она при деле. Позволь угостить тебя вином. Это местный сорт «Бьянко ди Кустоза», но ты наверняка оценишь. Вино – хоть местное, хоть какое – последнее, чего сейчас хотелось бы Ринату, но вежливость понуждает его протянуть бокал. Он с трудом удерживает его, пока Марина наливает вино. По лицу и спине градом бежит пот, горизонт мерцает и покачивается. Та часть Рината, которая еще способна функционировать, отмечает, что звон кирки сменился ровным ритмичным стуком лопаты. Он делает попытку глотнуть воды, но давится, и вино вместе с мортаделлой выворачивается на скатерть. – Я… – начинает было Ринат, тяжело откидываясь на спинку. Сердце колотится, руки и грудную клетку колет и жжет, по телу словно бегут огненные мурашки. Он сжимает кулаки, так что ногтями впивается в кожу; нарастает паника. – Это ощущение называется парестезией, – объясняет Марина по-русски, отпивая вино. – Симптом отравления аконитином. Ринат смотрит на нее, вытаращив глаза. – Лимончелло. Ты умрешь меньше чем через час – от остановки сердца или дыхания. Судя по твоему виду, я бы поставила на остановку сердца. Но сначала… Ринат судорожно извивается на железном стуле, его снова рвет, а следом, отнюдь не беззвучно, опорожняется кишечник прямо в шелковые слаксы цвета слоновой кости. – Да, именно вот это. Что до остального, я не стану портить сюрприз. – Она поворачивается и машет рукой второй женщине. – Лара, detka, иди сюда. Лара опускает лопату и неторопливо подходит к ним. – Могила почти готова, – говорит она и после секундного раздумья выбирает себе печенье из коробки. – О господи, kotik, печенье прекрасно. – И впрямь божественно, скажи? Я купила его в той пастицерии на Сан-Марко, где мы ели кремовые пирожные. – Надо еще раз туда наведаться. – Лара бросает взгляд на Рината, который теперь корчится на земле, а вокруг его грязных слаксов роятся мясные мухи. – Как думаешь, сколько ему еще осталось? Марина морщит нос. – Может, полчаса или около того. Нужно будет все же уложить его в землю. При таком аромате как-то не обедается. – Да, запашок тот еще. – С другой стороны, его еще можно спасти, если он кое-что нам расскажет. Для аконитина у меня есть противоядие. Ринат таращит глаза. – Pozhaluysta, – шепчет он. Его лицо покрыто полосами слез и рвоты. – Умоляю. Все что хотите. – Сейчас я хочу вот что, – задумчиво произносит Лара, доставая из коробки очередное печенье. – С самого утра в голове крутится одна и та же песня, она уже буквально свела меня с ума. Дада дада дада дада да дададада… – Posledniy raz, – шепчет Ринат, в агонии сворачиваясь в позу зародыша. – Боже мой, точно! Стыдно, что я забыла. Мама всегда ей подпевала. И твоя мама, kotik, наверняка тоже. – Честно говоря, моей матери не особо было о чем петь. Если не считать рака в терминальной стадии. – Кончик языка бегло скользит по шраму на верхней губе. – Но мы впустую тратим последние драгоценные минуты Рината. – Лже-Марина приседает, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Мне, ublyudok, нужны от тебя ответы, и нужны прямо сейчас. Малейшая ложь, малейшее, б…, колебание, и ты обосрешься здесь до смерти. – Только правда. Клянусь. – Ну тогда ладно. Тот человек, которого ты похитил в Одессе, – зачем ты это сделал? – Нам приказали из СВР, это русская служба… – Я знаю, что такое, блин, СВР. Зачем? – Меня вызвали в один из их центров. Велели… Его скручивает очередной спазм, и на губах выдувается пузырь желтоватой слюны. – Часики тикают, Ринат. Что тебе велели? – За… захватить этого Константина. Отвезти на виллу в Фонтанке. – А почему ты подчинился? – Потому что они… Боже, прошу… – Он ногтями царапает плечи и грудь – парестезия вновь дает о себе знать. – Потому что они – что? – Они… знают разное. Знают о «Золотом братстве». Знают, что мы пересылали девочек из Украины в Турцию, Венгрию, Чехию. У них были документы, записи наших переговоров, они могли меня уничтожить. Все, что я… – Когда Константин сидел в Фонтанке, СВР его допрашивала? – Да. – Они получили ответы на свои вопросы? – Не знаю. Его допрашивали, но они… О боже… – Его рвет желчью, опорожняется мочевой пузырь. Вонь, жужжание мясных мух – все становится еще гуще. У противоположного края стола Лара угощается третьим печеньем. – Но они?.. – Меня убрали из комнаты. Я слышал только, как они орали, повторяя один и тот же вопрос: «Кто такие „Двенадцать“?» – И он ответил? – Не знаю, они… Они ужасно его избивали. – Так он рассказал или нет? – Не знаю. Они все время повторяли один и тот же вопрос. – И кто же такие «Двенадцать»? – Не знаю. Клянусь. – Govno. Херня. Его снова скручивает, по щекам текут слезы. – Прошу! – скулит он. – Прошу – что? – Вы говорили… – Мало ли что я говорила, mudak. Расскажи о «Двенадцати». – Я знаю только слухи. – И какие именно слухи? – Это что-то типа… тайной организации. Очень могущественной и беспощадной. Больше ничего не знаю, клянусь. – Чего они хотят? – Откуда я, б…, знаю? Она задумчиво кивает. – Сколько было тем девочкам? Которых «Золотое братство» отправляло в Европу? – Шестнадцать, не младше. Мы же не… – «Мы же не работаем с детьми»? Ты что, феминист? Ринат открывает рот, но не успевает ответить – его сводит очередная судорога, он выгибается грудью вверх и несколько секунд стоит как паук – на руках и ногах. В следующее мгновение на грудь ему, корчащемуся в агонии, опускается ступня, придавливая к земле, и женщина, известная Ринату под именем Марина Фальери, снимает парик цвета воронова крыла и достает из глаз янтарные линзы. – Сожги, – приказывает она Ларе. Теперь, без грима, у нее совсем иной вид. Темно-русые волосы, морозно-серые глаза и бездонно-пустой взгляд, не говоря уже о «чизетте» с глушителем в ее руке. Ринат понимает, что это конец, и оттого боль каким-то образом немного, на градус-другой, утихает. |