Онлайн книга «Тайны захолустного городка»
|
Зинка уклонилась, но не слишком ретиво, как в прошлый раз. – Как живёшь-поживаешь? Не скучно без меня? – А я братана искать собиралась. Тут у меня намедни тётка Пелагея была, такие страсти наговорила! Хотела его попытать. Не брешет старушка? – А что за страсти? Может, я знаю. – Да про ведьму эту, артистку из воды. – Ну? – Тётка Пелагея говорит, будто ведьмой она стала, по ночам ходит и мужика своего ищет. На днях к ростовским артистам наведывалась. Те до сих пор в обмороке лежат. – Рассказывали мне. Было дело. – Правда всё же! Не врёт тётка. – Только не ведьма она. Просто очухалась ночью в больнице и отправилась к своим артистам. Её попутной машиной мужик подбросил и даже ничего не заподозрил, что больна она. – В бинтах же? – А на ней косынка была. – Значит, скоро выздоровеет, раз на ноги встала. Может, Бог даст, и заговорит. Тогда уж убийцам несдобровать. – Тогда да. – А мужика её тоже нашли? – Нашли. Утром следующего дня, как она приходила к артистам. – Как чуяла? Там же, у того бакена, нашли? – Нет. Его на остров занесло. В другом месте. Но от деревни недалеко. – Не врёт Пелагея. Всё сходится. – А я вот пришёл тебя проведать, – переминался с ноги на ногу Матвей. – А у брата, значит, для меня времени не нашлось? Пьёт небось? – Перестал. Отучил я его. – Ох, уж отучил! Так я и поверила, – Зинка зло повела плечами, села за стол, пододвинула табуретку гостю. – Садись, коль пришёл. Сам-то опухший какой! На пару гуляете? – Это от недосыпа, – присаживаясь и придвигаясь поближе к Зинке, мягко сказал бородач. – По ночам рыбой занимаемся. От тебя чё скрывать-то? Денег на дорогу коплю. – Настрогал капиталы? – Капиталы не капиталы, а съезжать собираюсь. – Скатертью, как говорится, – отвернулась Зинка, не улыбнувшись. – Что и времени не было ко мне забежать? Проведать? Может, я здесь лежу, загибаюсь. – Такая загнётся, – осторожно погладил её по полной руке Матвей, – такая как ты, не одного мужика загонит, если захочет повеселиться… Вот, пришёл. – Что это спохватился? – С собой звать. – С собой? Эк чево надумал! Да я и не знаю тебя совсем. – И что? – Опять всё у тебя с кондачка… Тогда лапать полез, сейчас – в невесты. А виделись два раза. – Не молодые вроде. – Да и не знаю я тебя. – А я расскажу. – Матвей легонько приобнял Зинку за то место, где когда-то была талия, Зинка не пошевелилась, замерла только. – Работы не чураюсь. Дом у меня за Уралом. Родители ещё живы. Детей, жены нет. Бабы были, не скрываю, но так, твари в основном. Она отстранилась, но руки его не сбросила, лишь сказала: – Ты выражения-то выбирай. – А они того стоят. – Всё равно. Не люблю я, когда на женщин так ругаются. – Хозяйство там у меня оставалось. Отец приглядывает. Писал мне. Он мужик крепкий. Там весь люд такой. Вот я, видишь, – Матвей оправил бороду, выпятил грудь. – Если что, защищу. Зинка отодвинулась ещё, оценивающе оглядела его, заглянула в глаза: – Брешешь небось! Приедешь туда, там вошь на аркане, а не дом, да ещё какая-нибудь баба с голодранцами. Надругаешься и погонишь назад. – Да, что же мне, перекреститься, что ли? – А перекрестись, раз православный. Матвей поднялся из-за стола, громадный с рыжей бородой и, не моргнув глазом, перекрестился. Зинку пробрало, чуть ли не до слёз. – Я мужик простой. Ты мне враз приглянулась, – не садясь, продолжал Матвей. – Одену тебя, как королеву. Будешь, как сыр в масле кататься. Не то, что в этом дерьме. – Ну-ну. Я горб здесь чуть не нажила. Всё своими руками, – защищалась Зинка, потупясь. – Без мужика, знаешь каково? – Ты баба видная, справная. – Керзун наконец присел и теперь уже крепче обнял Зинку. – Работы тоже не боишься. – А дом на кого оставлю? У меня, хоть и не хоромы какие, а хозяйство немалое. Три гуся, утки, десяток кур, корова с телёнком. Это не шутка. Всё распродавать? Покупателя не найдёшь. – Зато там… – Слышала уже. Тайга. Места – заблудишься. Медведи… – Вот мы их ловить и будем да шкуры дубить. Там народ вольно живёт. Что поймает, добудет, то и его. Там деньги не нужны. На свои руки и ноги надейся. – Расписываешь, так прямо сказка. Только слушай. – Соглашайся. – А дом? – Опять ты за своё… Дом братану пока оставишь. Ильдуска справится. И тётка Пелагея за ним присматривать будет. А когда устроимся, понравится тебе там, возьмём и его к себе. А он здесь покупателя на дом найдёт. – Ильдуску-то с собой? – Он там и остепенится. За ум возьмётся. Может, жинку подыщет. А водки там нет. Народ изредка, по праздникам, самогонкой балуется. Некогда пьянствовать. – Занятно говоришь, – хмыкнула Зинка. – Растревожил душу. Прямо забирает. – Думай. Только такие решения враз надо принимать. Раз – и отрезал. – Круто берёшь. Раз и отрезал… Я тут, считай, всю жизнь прожила. – И что хорошего видала? А там новую жизнь начнём. Зинка вдруг почувствовала, как слёзы покатились у неё по лицу: – Нечего вспомнить… С Толяном солнышко выглянуло, да не успела я согреться. А остальное – сплошная ночь. – Я тебя в обиду не дам. На руках носить буду. Деток заведём. Зинка совсем запылала. – Когда, говоришь, уезжать? – Утром, если всё хорошо кончится. – Керзун посуровел и твёрдо повторил: – Утром. – А что? Случиться что может? – забеспокоясь, заглянула ему в глаза Зинка. – Ты говори всё начистоту. Я на большое дело решаюсь. – Ничего не случится. Так я, – осёк её Керзун. – Собраться надо, вещи, то-сё. – До утра думать буду, – успокоилась Зинка. – Чё мне собираться? Нищему и тесёмки достаточно. – Вот и хорошо, – прижал он к себе её тёплое податливое тело. * * * Хотя звёзды уже вовсю разгуливали по небу, а Ильдуска у дверей землянки не маячил, Керзун забеспокоился – за углом неближнего дома с полчаса подежурил, не сводя глаз с улицы, с кустов возле их хилого строения. Заметно стемнело, но из хибары никто не появлялся. Керзун не сдвинулся с места: если Ильдуска внутри, начнёт сам его искать, а если нет, он и тут его подождёт, надёжнее. Когда совсем начал терять терпение, дверь скрипнула и в свете керосиновой лампы на пороге показалась сбитая фигура Ильдуски. Рядом с ним вертела хвостом дворняга Муха. Ильдуска что-то налил в битую-перебитую чашку, огляделся, поманил дворнягу. |