Книга Притворись моей, страница 16 – Александра Салиева

Открываю рот, но не успеваю ни звука произнести в ответ.

– Может быть ты и получишь своё возмещение, вместе с объяснениями. Но только после того, как уберёшь от неё свои руки, – ледяным тоном доносится из-за моей спины от того, о чьём присутствии я чуть не подзабываю.

И не понимаю вовсе, когда Филатов-младший успевает оказаться рядом. Зато пальцы Быкова моментально разжимаются. Мужчина даже отодвигается от меня на полшага назад, глядя теперь исключительно на Глеба.

– Скажи ещё, что компенсировать и возмещать ущерб будешь ты, а не она, – ухмыляется с досадой Быков.

И если лично я до сих пор стою с приоткрытым ртом (теперь, не потому что я собираюсь что-либо сказать, а банально от изумления), то ответ Филатова звучит с полнейшей флегматичностью:

– Моя женщина – моя проблема.

И всё. Ничего больше. Весь былой запал ярости и злости Быкова испаряется в одночасье, как по взмаху волшебной палочки. Плечи заметно ссутуливаются. На меня так и не смотрит. Тоскливо оборачивается к своей машине, с грустью вздыхая. Молчит. Я, к слову, тоже. До сих пор перевариваю услышанное. Почему не возражаю? Как бы трусливо и подло то ни звучало, сказанное Филатовым – для меня лучший выход из ситуации. По крайней мере, на данный момент. О последствиях такого моего легкомысленного поступка я подумаю потом.

– Но она всё равно уволена, – ворчит Быков, немного погодя.

От нас он отходит. Вот теперь я оборачиваюсь к Глебу. И смотрю на него с надеждой, даже почти мольбой. Потому что как никогда чётко и ясно осознаю силу влияния этого мужчины. И точно знаю, ещё одно его слово – моя работа снова будет моей. Плевать, как низко я падаю. Ведь это всё же шанс.

Когда ещё такой подвернётся?

– Нет. Не уволена, – отзывается Филатов.

Моё сердце замирает и тут же воспаряет в самые небеса. Зря.

– Она уволилась сама, – безжалостно разбивает мои иллюзии наследник «Галеон». – Соответствующее заявление будет у тебя на столе завтра утром. И ты его подпишешь. С выплатой компенсации. А потом будешь очень стараться и дальше, чтобы она не подала ещё одно заявление. По сто тридцать третьей и сто тридцать пятой УК РФ, за твоё сегодняшнее поведение. Про свою Infiniti можешь уже забыть. Эта тачка – лишь малая часть из того, что ты ей теперь должен, – проговаривает в форме ультиматума, умолкает на пару секунд. – Ты собиралась ехать, – обращается уже ко мне, неожиданно мягко.

Широкие ладони плавно опускаются мне на плечи, аккуратно подталкивают к Bugatti Veyron. Не спорю, не сопротивляюсь и на этот раз. Да что уж там, я до сих пор в шоке от того, как всё оборачивается. И только оказавшись наедине с Филатовым, когда спорткар выруливает со стоянки на дорогу, нахожусь с первым, что приходит в голову:

– Спасибо, – благодарю тихо.

Глеб не отвечает. Сосредотачивается на дороге. Автомобиль планомерно набирает скорость, очень быстро превышая допустимый правилами дорожного движения предел, целенаправленно направляясь…

– Куда мы едем?

– Советская, сорок девять, – отзывается Глеб.

Хмурюсь, смотрю на него в непонимании.

– Разве не туда направилась твоя мать?

Туда-то туда, однако…

– Зачем тебе это? Я могла бы взять такси.

Он опять не отвечает, безразлично пожимает плечами. Я не настаиваю. Тоже молчу. Пока спорткар пересекает одну улочку за другой, я упорно пытаюсь понять, с чего вдруг такие радикальные перемены в его поведении по отношению ко мне, но не нахожусь ни с одной мало-мальски здравой догадкой. А тишина между нами нервирует всё больше и больше.

– Там же твой папа остался. И Вера. И договор… – начинаю неуверенно.

– Договор подписан. Ещё во время твоего побега, – перебивает Глеб. – Мой отец – большой мальчик, сам в силах добраться до отеля. Вера ему в помощь, – усмехается в довершение. – У них всё равно были планы на вечер, не включающие наше с тобой присутствие.

Это его «наше с тобой» напрягает и нервирует ещё больше, чем тишина. Но я снова молчу. Развернувшись вполоборота, всматриваюсь в немного суровые черты лица брюнета, как он изредка хмурится каким-то своим мыслям, продолжая сосредоточенно вести машину.

– Почему ты сказал Быкову, что я – твоя женщина? – не выдерживаю затянувшейся паузы. – Я – не твоя, – напоминаю на всякий случай.

Заранее готовлюсь услышать какую-нибудь колкость или же язвительное замечание, с учётом того, что именно эти слова, по сути, спасли меня, от долгих мучительных разбирательств. Но Глеб удивляет снова.

– Так было проще всего, – слышу я отстранённое. – Не парься, Дюймовочка, я – не Быков, не нуждаюсь в принуждении и не прибегаю к шантажу, чтобы заставить девушку быть со мной.

Это успокаивает. Ненадолго.

– Чем занимается твоя сестра? – внезапно меняет направление разговора Филатов.

– Она – старший продавец в супермаркете, – отзываюсь настороженно. – А что?

– Ничего. Просто спросил.

Ничего просто так этот мужчина совершенно точно не делает, тем более – не интересуется чужой жизнью, но свои доводы я оставляю при себе. Звоню матери. Та берёт трубку лишь спустя долгую череду гудков, за время ожидания которых я успеваю напредставлять себе ещё парочку аварий с её участием, и это – тот минимум, на который только хватает моего измученного сегодняшними приключениями разума. С нашей мамой всё равно никогда не знаешь наверняка.

– Где тебя носит?! – звучит одновременное и от меня, и от мамы.

И если мой голос – просто взволнованный, то мамин – полон раздражения. Словно я мешаю какому-то важному делу своим звонком.

Секундная пауза. Вдох поглубже.

– Я еду. За тобой, – проговариваю предельно спокойно, хотя то и даётся с большим трудом. – Ты сама где?

Вместо ответа слышится грохот, предположительно тяжёлой железной двери, которую захлопывают.

– А я уже приехала, – не сразу, но отзывается мама. – Адрес-то знаешь, куда ехать? Потеряешься ещё, непутёвая моя, Василиса.

Ещё один вдох поглубже.

– Знаю. Советская, сорок девять, – послушно называю требуемое.

Очередной лязг и грохот, чьи-то невнятные ругательства незнакомым мужским голосом, от которого я напрягаюсь больше прежнего.

– Угу, как зайдёшь, спроси капитана Жеглова, он тебя проводит!

И всё. Отключается. Повторный набор номера не приносит никакой пользы. Абонент временно недоступен.

– Идиотизм, – выдыхаю устало, бессмысленно рассматривая потухший экран своего телефона.

Как будто мало приключений на сегодняшний вечер, так ещё и это всё.

– Прошлым летом наша соседка собралась в десятидневный круиз на пароходе. Копила на него несколько лет. Но потом наша мама «вспомнила», что совсем скоро утонет титаник, и не пустила её. Закрыла в квартире и смыла все комплекты ключей в унитаз, чтоб та наверняка не «потерпела кораблекрушение». Пришлось вызывать слесарей и вскрывать дверь, – сама не знаю, зачем делюсь этими воспоминаниями, уставившись в собственные ладони, наблюдая за тем, как они дрожат. – Это называется конфабуляция – вид расстройства памяти. Ложные воспоминания сопровождаются патологической убежденностью в их истинности. Содержанием становятся образы прошлых событий, измененные и перемещённые в более близкое время, либо фантастические выдуманные образы, взятые извне.