Онлайн книга «Иван Грозный. Сожженная Москва»
|
Бордак с Парфеновым, соскочив с коней, подошли к нему. – Ну что? – спросил Куварин. – Три сотни крымчаков выходили к Шабарово, благодарствую, что показал пятак. На нем и разбили крымчаков, пленив их мурзу. – Где он? – У Осокина. – Моя сотня и станица потеряли много людей? – Об этом доложатся Красин и Боровко, но мыслю, немного. – То добре! – Ты вот что, воевода, дай моей дружине провизии добраться до Москвы, да двинемся мы, а ты уводи баб, стариков, детей из крепости. Да сторожи пошли вокруг. Но ты ведаешь и без меня, что делать. – Так без отдыха и уйдете? – Нету времени на отдых, Николай Петрович, треба государя предупредить о маневре Девлет-Гирея. – Так его мои гонцы предупредят. И ты хотел дождаться их. – Время нет ждать, Девлет близко, пойдем. От государя получу наказ. – Хозяин – барин. А насчет провизии, так мы это быстро организуем. В это время в крепость вошли сотни и станица. Некоторые воины везли на конях своих раненых и убитых товарищей. Воины Бурунска и Шабарово потеряли двадцать человек убитыми и чуть больше ранеными. Из последних половина воинов могла встать в строй, но этого уже не требовалось. Убитых быстро похоронили, а раненых воевода решил отправить с обозом в лесные лагеря. Дружина Бордака, получив необходимые запасы провизии, двинулась в сторону Болхова. Там не задержались. Оповещенный воевода готовил крепость к обороне, отправив жителей дальше на север, к Москве. В Болхове опричники отдохнули. Дале пошли к Калуге и, наконец, достигли Москвы. Из города в то время в северные и северо-западные земли выступали повозки, целые обозы. По реке шли ладьи, струги. Кто решил уехать, покидали Москву. Если бы остальные ведали, что произойдет немного позже, то и они, бросив все, бежали бы из столицы государства Русского. Кроме, естественно, ратников и ополчения, должного защищать город. Оставив опричников у опричного двора, Бордак с Парфеновым проехали на Варварку. Первым было подворье княжича. Остановились у распахнутых ворот, за которым хозяина ожидала челядь. – Я вот что хотел молвить, Михайло, может, это крамольные, недостойные, обидные слова, но должен молвить. – Ну, должен, так молви, – улыбнулся Бордак. – Ты можешь говорить все! – Сам ведаешь, Михайло, орда на Москву идет немалая, а защищать город покуда, окромя ополчения да опричников, что на дворе, по сути и некому. Девлет же спешит. Как бы нашим не опоздать. – Ты это о чем, Василь? – О том, друг, что жене твоей рожать скоро, а тут может произойти всякое. – Предлагаешь вывезти в вотчину? Но при подходе Девлет-Гирея нигде поблизости безопасней не будет. – Как знать. В общем, ведай, коли будет надобность, ладья моя стоит в готовности уйти по реке. – Спасибо за заботу. Но, надеюсь, мы вместе сражаться с ворогом будем и проведаем, когда наступит и наступит ли вообще случай, чтобы семью и челядь убирать из города. – Это так! Однако нас и развести могут. Так что о словах моих помни. Ключника да и всю прислугу я предупрежу, без твоих не уйдут. – Невесту брать с собой будешь? – Коли отец ее семью уже не вывез из Москвы. – Понял, – кивнул Михайло. – Ну, давай, Василь, домой тянет, сил нет! – Знамо дело, жена любимая. Езжай, удачи, Михайло! Княжич въехал во двор, Бордак проехал к себе. Его первым заметил Колька. Вот сорванец, везде успевает. – Боярин едет! – закричал он, распахивая ворота. Михайло въехал во двор, соскочил с коня, бросая служке поводья: – Приветствую, Колька! Как дела? – Какие у нас дела, боярин? Живем потихоньку. Боярыня… Договорить он не успел, показался Герасим, поклонился: – Доброго здравица, Михайло Алексеевич, вельми рад видеть тебя! – И тебе здравствовать, Герасим! А где Алена и Марфа? – А тут должны… По крыльцу уже спускалась Алена, ее поддерживала служанка, сзади Петруша. Бордак кинулся к жене и сыну, сжал ее в объятиях: – Аленушка, здравствуй, родная! – Шибко давишь, Михайло, не можно то. Я счастлива видеть тебя! Бордак опустил руки, чтобы тут же обнять Петрушу, который прижался к его ногам: – Здравствуй, отец! – Здравствуй, Петя! Михайло кивнул Марфе, и та засуетилась: – Вы, Михайло Лексеич, с супругой и сыном покуда в дом зайдите, я трапезу подогрею и принесу в горницу. – А я баню второй день топлю, как узнал от четырехпалого Гордея, что твоя дружина должна вскоре возвернуться. Щас подброшу дров и быстро готова будет. Попаришься, – сказал Герасим. – А где ты, Герасим, видел Гордея? – спросил Бордак. – Так он сам заезжал второго дня. – А ныне где, на Москве? – Точно не ведаю. Государь-то с ратью в Серпухове, может, на Оке. Должно быть, и гонец с ним, а там кто знает? – Ладно, прознаю. Занимайся. – Потрапезничаем-ка на улице, Михайло, – присев на скамью, проговорила Алена, – а то подниматься по лестнице не хочется. – А не холодно? День-то вроде теплый, но от земли еще тянет холодом. – Ничто, я одета тепло. Да и на воздухе пригоже. – Как ты, Аленушка? – Хорошо. Сейчас с Марфой хожу к повитухе, та смотрит, молвит, беспокоится не о чем. – Пошто ты к ней ходишь, я повелю, чтобы она приходила. – Не надо, родной, я должна много двигаться. – Ну, как скажешь. Подбежал Петруша, присел рядом. – Стережешь маму, Петя? – взглянул на него Михайло. – А то! – Он послушный, все, чего не скажешь, тут же сделает, и все про будущего братика или сестрицу расспрашивает, – рассмеялась Алена. – А на улице как, Петька? В обиду не даешь себя? – Не-е. Как то можно, сыну отца такого? Бордаку пришлись по душе слова отрока, ставшего ему по-настоящему родным сыном. – Ну и добре! – А ты как, родной, сполнил задание государя? – спросила Алена. – Сполнить-то сполнил, да только толку от того мало. – Что так? – встревожилась она. – Ты не волнуйся, Алена. И извиняй, я не могу тебе сказать. – Ну, и не говори. Главное, вернулся домой живой и невредимый. А на Москве дюже неспокойно. Люди тока о том и говорят, что проклятый Девлет ведет свою рать на Москву. Ране судачили, что на южные земли он направился, а потом, как гром с ясного неба, – на Москву идет хан крымский. Не ведаешь, правда то? |