Книга Иван Грозный. Сожженная Москва, страница 62 – Александр Тамоников

– Ты не бойся, отрок, – улыбнулся ему Михайло, – я только по чину боярин, а так человек простой. И больше воюю с татарами, чем сижу в палатах боярских, коих у меня и нету.

– Ну, пойдем!

– Что, отведешь?

– А чего? Надо ведь?

– Надо, Колька, вельми надо.

– Так пойдем.

– Ты чего задумал, Михайло? – спросил Парфенов.

– Взять наблюдателя да погутарить с ним.

– А коли к нему еще кого мурза пришлет?

– Уже не пришлет, а вот десяток в осинник резервом завести может вполне. Чтобы отрезать сельчанам отход по реке.

– Но тогда треба и нам сажать людей в осиннике?

– Вот и погляжу, где то удобнее сделать. Да я быстро, княжич. Всего сейчас не скажешь, потом поговорим.

– Ты ведаешь, что делать, езжай.

Колька не зря слыл шустрым малым. Едва прошли к околице, он сложил руки у рта и прокрякал уткой. Издалече донесся скрежет скворца.

– Ну, вот и договорились, – довольно произнес отрок. – Батька выйдет к опушке осинника со стороны реки, нам треба податься туда.

– Веди, вледопыт. Ведь ты на селе следопытом значишься?

– А то! Любого зверюгу выслежу, – гордо ответил паренек.

Они прошли рекой до осинника, там у кустов их встретил Гнат Лапин.

– Приветствую, боярин, а я думал, чего Колька зовет, не случилось ли чего дома?

– Нет, это я просил. Где пост наблюдателя татар?

– Недалече отсюда. Там один татарин, другой ушел в сторону Санги.

– Давно?

– Да, судя по солнцу, часа два минуло.

– Значит, уже в стане мурзы, в Санге?

– А кто же его знает. Может, там, может, еще где, но десятков татар ближе десяти верст от села нету точно.

– Пошто так молвишь?

– По то, что я запах ихний далече чую.

– Веди к месту, откуда наблюдателя мурзы будет видно.

– Пойдем опушкой, тут до оврага рукой подать.

Назим лежал на подстилке, глядя на село. Там все, как обычно. Было оживление недавно, но то объяснимо, поссорились мужики и к старосте подались, чтобы тот рассудил по справедливости. У русов в этом похоже с крымчаками, тока там судит мурза.

Вдруг он услышал шорох сзади и резко обернулся, выхватив нож. Но, увы, поздно. Подобрав в лесу приличных размеров увесистую корягу, Бордак вдарил ею по руке татарина. Тот взвыл от боли и тут же получил удар сапогом в физиономию.

Очнулся связанным. Рядом тот мужик, что ударил, с ним еще двое.

– Не убивайте, я могу много сказать! – испуганно воскликнул Назим.

– Можешь, говори.

– А отпустите?

– Поглядим.

– Тогда чего мне говорить? Все одно убьете.

– А ты, пес, чего на земле нашей делаешь? – вышел вперед Гнат. – Не насильничаешь, не убиваешь, не уводишь людей в полон?

– Я подневольный слуга мурзы Икрама, что прикажет, то и делаю.

– Где он? – спросил Бордак.

– Скоро должен подойти.

– Скоро, это как?

– Как солнце пойдет на запад. Но обещай, человек, что сохранишь жизнь. В полоне так в полоне, но тока жить. Не хочу умирать!

– А когда вы гуляли в Песчаной, местные старики и бабы хотели умирать?

– Я никого не убивал.

– На селе есть мужик, который видел, кто и что творил в деревне, коли он скажет, что ты не убивал и не насильничал, пойдешь работать на деревенских, и я скажу им, чтобы не убивали.

– Откуда у вас мужик из Песчаной? – удивился Назим. – Хотя да, чего я спрашиваю, вы же отбили полонян.

– Он был у нас и до этого. Бежал от вас, будучи в осиннике. Значит, молвишь, скоро должен подойти мурза?

– Да. Он уже знает, что русская дружина ушла из… – Назим поперхнулся, глаза его расширились. – Это что ж, получается, дружина вернулась?

– А ты и не заметил. Но отвечай на вопросы, тебе задавать их не след, только с моего разрешения.

– Понял. Слушаю.

– Ты ведаешь, как мурза пойдет на село? Прямиком или обходом?

– Обычно наши десятки заходят со всех сторон, тут на востоке река, значит, будет отряд, чтобы перекрыть выход сельчан к лодкам.

– Как возможно окружение тремя десятками? Или у мурзы больше людей?

– Не-е, три десятка и есть. Мыслю, может пойти и без окружения. Мужиков, чтобы обороняться, на селе немного, оружие так себе. А если в обход, то, скорее, от осинника и ближним обходом с севера. Но это я так мыслю. Как поступит мурза, тока ему и известно.

– К тебе должен кто-то подойти?

– Теперь вряд ли. Незачем. Все, что надо, я передал через товарища.

Бордак кивнул охотникам:

– Смотреть за ним и за подходами к оврагу. Появятся татары – сигнал, и с этим крымчаком в осинник, ближе к восточной опушке. А мы с Колькой – на село. Уразумели, воины?

Мужики, возгордясь тем, что московский боярин нарек их воинами, ответили одновременно:

– Уразумели, боярин!

– Ну и дело. Идем, Колька.

– Боярин, дозволь с отцом остаться? – попросил отрок.

– Я тебе останусь! – прикрикнул на него Гнат. – Делай, что велит боярин, а то ремня всыплю, как все закончится.

– Ладно. Идем, боярин, – шмыгнул носом паренек.

Бордак улыбнулся и пошел быстро в осинник, но Колька остановил его:

– Не след туда, боярин, короче дорога есть.

– Да? Ну, веди.

Они вернулись в село. Парфенов уже распорядился собрать во дворе дома старосты мужиков, начальствующих над отрядами самообороны села. А именно, главу лучников, Алексея Рыдина, и главу отряда всадников, которых с мужиками деревни Песчаной было полтора десятка, Семена Паргу. К ним присоединился и Бордак, сообщивший о захвате вражеского наблюдателя и полученных от него данных. Один из опричников довольно умело начертил схему села и ближайшей местности с учетом всех особенностей, больших канав, оврагов, балок, осинника, реки. Парфенов разложил ее на столе светлицы старосты и взглянул на Бордака:

– Ты скажешь, как будем действовать, Михайло?

– Нет, ты первый воевода, тебе и говорить.

– Ну тогда поправишь, коли что не так!

– Добре.

Парфенов начал говорить, водя старой лучиной по схеме:

– Здесь по двое укроются лучники, им помощников из деревенских, чтобы подавать стрелы, вот тут по этой линии должны ездить туда-сюда пять всадников, но аккуратно, дабы не попасть под стрелы татар. К городьбе под предводительством старосты и его сыновей выходят местные мужики, вооруженные копьями, рогатинами, топорами, вилами. И наконец тут, во дворе дома старосты, встанет десяток всадников Семена Парги. Мы будем поблизости и, когда придет черед, вдарим крымчакам в спину.