Книга Иван Грозный. Сожженная Москва, страница 69 – Александр Тамоников

– Так ведь крымский хан не собирается на Москву, он намерен разорить земли у Козельска, – заметил Парфенов.

– Так-то оно так. Помыслы хана, по нашим данным, таковы, но как на самом деле будет? Тут вот с ближайших рубежей известия пошли, на Оке крымчаки объявились.

– Хан должен был осенью только отряд Галибея к нам выслать. С теми крымчаками разобрались. Ушел Галибей за Перекоп, откуда эти взялись? – воскликнул Бордак.

– Видно, Девлет, а скорее султан, решил помимо пяти сотен Галибея еще отряды на наши земли выслать. И то на диванах, малых и больших, не обсуждалось. А посему мой наказ вам, Василий и Михайло, взять тот же опричный отряд, с коим охотились на мурзу Икрама, и идти к земле у села Варное на Оке, что под Муромом, оттуда и пришли известия о крымчаках, да поглядеть, что там к чему. Перевалить за реку, пройтись лесами, полями, посмотреть засеки, проведать, как сторожа службу несут, усиливают ли линию обороны. Коли крымчаки там есть, то малые отряды порубить. С большими не связываться, за ними смотреть. И так идти от Мурома через Переславль-Рязанский к Москве. До наступления холодов успеете. С дружиной опричной пойдет Гордей четырехпалый, гонцом. Надо, накажу воеводам местным идти вам на подмогу, хотя то в грамоте царской прописано будет. Вельми волнует меня суета татар. Хан проводит разведку повсюду, где можно, вот и сомнения, а на Козельск ли он нацелился? И не Москва ли его цель? А тут еще худая новость. Тесть мой, отец почившей Марии Темрюковны, Темрюк Идарович, князь Кабардинский, что стоял с нами супротив крымчаков, будто бы с ханом тайные переговоры ведет. Не хватало еще Кабарду против нас настроить. Покуда это тока слухи, но, ведая про обиды князя Темрюка, то быть вполне может. С тем я сам разберусь, а вы разберитесь, насколько крепка наша оборона у Москвы и городов ближних.

– Сделаем, государь! – дружно поднялись Парфенов и Бордак.

Царь улыбнулся, только как-то невесело:

– Верю, оттого и отправляю вас, а не поручаю дело воеводам крепостей или другим князьям да боярам. У нас ежели народ за веру и родину готов головы сложить, то вельможи некоторые, не скажу, что большинство, но многие тока и думают о том, дабы подороже предать Русь нашу. Оттого и гнев мой на них.

– Праведный гнев, государь, – проговорил Парфенов.

– Ступайте, верные мои воеводы, надежу на вас возлагаю большую, полномочия даю не ограниченные ничем, окромя указа моего личного, но и ответственность великую. Завтра опричная дружина должна уйти из Москвы. Десятками по разным сторонам, дабы собраться в одном месте, что определите сами. Коли спросить чего желаете, спрашивайте, смогу, отвечу.

– У нас в дружине, как получается, опричников три десятка, у каждого свой начальник, да мы двое, – произнес Парфенов. – Первый воевода – твой покорный слуга, Михайло – второй. Я же считаю, у него больше опыта, и ему след встать во главе отряда. Как на то смотришь ты, государь?

– Просто. Коли опыта больше у боярина, и ты, княжич, сам предлагаешь ему главенство, то так тому и быть. В опричном отряде первый воевода – боярин Бордак, ты, княжич, – его помощник.

Парфенов кивнул.

– Извиняй, государь, за собакой Икрамом не зря охотились? – заговорил Бордак.

– Не зря. Написал он послание Девлету с просьбой оказать милость да обменять на пять сотен наших невольников. Тех, что он продал, пес, уже не вернешь, может, этих вызволим.

– Перед нашествием вряд ли.

– Зима еще впереди, орда двинется от Перекопа не раньше мая. На обмен времени хватает. Коли, конечно, хан решит оказать милость своему верному мурзе. Я думаю, окажет, потому как родственники они.

– Ну и добре, что не зря.

– Ступайте!

Парфенов и Бордак поклонились и вышли из залы, в коридоре их ждал четырехпалый Гордей. Он уже ведал, что идет вместе с опричной дружиной на задание царя.

– Вот голова моя дырявая, про собаку Икрама спросил, об обозе нет! – уже во дворе воскликнул Парфенов.

– Не беспокойся, княжич, обоз подготовят. Григорий Лукьянович озаботился, – успокоил его четырехпалый опричник.

– Ну и добре. Ты к себе, Гордей?

– Я тут проживаю, во дворе.

– Один?

– А вот до того вам, вельможам, дела быть не должно.

– Э-э, Гордей, так не пойдет, заносчивости в единой дружине проявляться не след. И не тока пред воеводами, но и пред рядовыми опричниками, – посмотрел на него Михайло.

– Ладно. Могу идти?

– Завтра к нам выйдешь со двора с обозом.

– Слушаюсь!

– После вечерней молитвы всем десятникам быть на подворье княжича. То передай им.

– Передам. Мне там быть?

– Тебе нет, ты посмотри за обозом. Большой он не нужен, две телеги хватит, ну, и лошадей к нему добрых.

– То, как Григорий Лукьянович решит.

– Ладно, поехали мы.

Бордак с Парфеновым выехали к мосту через Неглинную, проехали на Варварку. Там, у подворья княжича, остановились.

– С чего начнем, Михайло? – спросил княжич.

– Выйдем к селу Петровка, мыслю, самое подходящее место, там определимся, сейчас чего гадать?

– Добре. К сбору десятников я все подготовлю, лишних людей уберу.

– До вечера!

Парфенов заехал на подворье, Бордак поехал к себе.

Как обычно, Алена ждала его во дворе.

– Что, Михайло? – спросил она.

– Разлучиться нам придется, Аленушка.

– Я так и знала. Надолго ли?

– То не ведомо, мыслю, ненадолго.

– Треба собрать сумы?

– Потом. После вечерней молитвы и трапезы пойду к Василию, вернусь, соберешь.

– Хорошо.

Они прошли в дом.

Вечером Бордак снова прискакал на подворье Парфенова.

– Гости в доме, Михайло Лексеич, – сказал встретивший его служка.

– Все пришли?

– А я знаю, кто должон был придтить? Трое опричников.

– Ты смотри тут, чтобы посторонние не шастали перед городьбой.

– Угу!

Бордак зашел в дом.

В гостевой комнате на лавке за столом сидели княжич, десятники Лука Огнев, Фома Рубач и Яков Грудин.

Воевода поприветствовал опричников, те ответили.

Василий объявил о назначении Бордака первым воеводой, предложил место рядом с собой. На столе была расстелена старая карта.

– Я уже поведал десятникам, что предстоит поход по местам ближним, – сказал княжич.

– Да мы знали о том, – подал голос Огнев.

– Ну знали, значит, коротким разговор будет, – кивнул Бордак, устраиваясь на скамье. – О том, что после завтрашней утренней молитвы и трапезы выезжать по разным сторонам придется, тоже знаете?