Онлайн книга «Сестры»
|
– Нет. – Ты недавно навещал Амбру и Алису? – Нет. Ко посмотрел на часы и повернулся к Манжену. – На сегодня все. Проводи его в камеру. Продолжим завтра утром. – Но, черт возьми, вы не можете меня бросить вот так, без еды и питья, – запротестовал Ланг. – Это противоречит всем правилам… Ковальский взял стакан с водой, к которому пока никто так и не прикоснулся, и отпил глоток. Потом плюнул в стакан и протянул его писателю. * * * Вечером Сервас вернулся домой совсем без сил. Каждая минута допроса больно била по нервам, возвращаясь в памяти с пугающей четкостью. Напряжение и насилие, царившие на допросе, глубоко потрясли его. Так не должно было быть. Александра почувствовала, что с ним что-то не то, и спросила, что случилось, но Мартен не стал отвечать, сославшись на усталость. Спать он отправился рано, но так и не смог сомкнуть глаз. Опершись на локоть, всматривался в лицо женщины, спавшей рядом. Его жены. Во сне она была невинна и простодушна, как ребенок. Она спала на боку, сложив руки под левой щекой, длинные темные ресницы подчеркивали линии закрытых глаз… Сейчас это была совсем другая Александра, без той враждебности, горечи и подозрительности, что царили в их отношениях с недавних пор. Это была Александра времен их первого знакомства, та, кого он выбрал на всю жизнь. Мартен встал и вышел в гостиную, к открытому окну. Пять часов утра, небо над домом напротив уже начало светлеть, на маленькой улочке царил покой. Он сварил себе кофе, вернулся в гостиную, забрав с собой чашку, и поставил ее на подоконник. Потом закурил одну сигарету, за ней другую, да так и остался у окна, глядя на зарождающийся день и думая о человеке, который спал сейчас – или не спал – в камере. * * * В 9.30 утра Эрика Ланга снова привели в кабинет Лео Ковальского, и допрос продолжился. Минуты за три до этого шеф группы вошел в кабинет Серваса и предложил ему не присоединяться к ним. Несмотря на то, что начальник буквально излучал гнев, молодой следователь настаивал на том, чтобы участвовать в допросе. – Как пожелаешь, – бросил Ковальский ледяным тоном и вышел. Когда Мартен выходил из кабинета, чтобы присоединиться к группе, внутри у него все словно узлом завязалось. Манжен встретил его презрительным взглядом, Ко даже не посмотрел в его сторону, и только Сен-Бланка поздоровался как ни в чем не бывало. Сервас догадался, что Ланг провел скверную ночь. Землистое лицо и темные круги под покрасневшими глазами выдавали нехватку сна. Писатель полностью растерял всю свою вчерашнюю гордость и заносчивость. Мартен знал, что новые камеры для задержанных в подвале были гораздо чище камер в старом здании. Но и здесь бывали ночи, когда из-за пьяных, из-за мелких стычек по причине взыгравшего тестостерона и визга проституток с площади Байяр камеры превращались в настоящий человеческий зверинец, и уснуть там было почти невозможно. Для неподготовленных умов – в основном для обычных горожан, в чем-то не поладивших с полицией, – такое окружение при долгом общении вполне могло стать посвящением в ряды преступников. «Машина, чтобы сломить невиновных и ожесточить виноватых, – подумал Сервас. – Литургия из воплей, проклятий, произнесенных сквозь зубы, из отчаяния, опасности и страха». Он знал, что последний час перед допросом тяжелее всех и что сейчас Ланг почти благодарен Манжену за то, что тот вызволил его из этих катакомб и поднял в кабинет. Имел ли писатель право на отдельную камеру или у Манжена хватило наглости поместить его в общую? – Ну, как прошла ночь? – поинтересовался Ковальский. На этот раз Ланг даже не отозвался. Он сидел в позе полного подчинения, ссутулившись и зажав в коленях руки. – Похоже, сервис в номерах оставляет желать лучшего, – продолжил шеф группы, закуривая новую сигарету. – Хочешь закурить? Ланга передернуло. Он помолчал, взвешивая «за» и «против» и явно соображая, нет ли тут ловушки. Потом все-таки согласился. Ковальский вытащил пачку «Голуаза», зажег вторую сигарету и протянул ее писателю. Сервас заметил, с каким наслаждением тот, закрыв глаза, сделал первую затяжку. – Мы проверили твои банковские счета. И обнаружили некоторые странности. Ланг открыл глаза. – Вот уже четыре года ты каждый месяц снимаешь крупную сумму наличными. И сумма эта каждый год возрастает. С тысяча девятьсот восемьдесят девятого года она более чем удвоилась. – Я трачу свои деньги так, как мне нравится. – Интересно, что ты поставил рядом два слова: деньги и нравится [15], не находишь? Ведь ты же писатель и, несомненно, очень тщательно подбираешь слова… Почему ты их убил? – вдруг спросил Ковальский. – Потому что они тебя шантажировали? Ланга словно слепень ужалил. – Я их не убивал, – ответил он слабым голосом. – И эти деньги ты снимал для них, ведь так? И нынче ночью ты снова от нас «отделался». Ты никогда не прерывал с ними контакт. И это из-за денег ты подошел, когда они гуляли с Ролленом. И именно по этой причине ты попросил Роллена отойти… Правой рукой Ко открыл один из ящиков стола и порылся в нем. Когда рука снова показалась на свет божий, в пальцах у нее покачивался деревянный крестик. – Узнаешь? Ланг отрицательно помотал головой. – Уверен? А вот я думаю, что узнаешь. Это тот самый крестик, что был на шее у Амбры, когда ее нашли, тот самый, что ты на нее надел… Платья, крестик… Лицо у Ко смягчилось, и он одарил писателя почти сочувственной улыбкой. – Ты убил их и при этом подумал, что, если воспроизведешь сцену из своего же романа, тебя заподозрят в последнюю очередь. Что же такое произошло, после чего они начали тебя шантажировать? Амбра была девственницей, значит, ты изнасиловал ее младшую сестру? Так или не так? Что произошло? Сервас увидел, как у Ланга дернулось вверх-вниз адамово яблоко: он нервно сглотнул. – Это так, Эрик? Горячо, верно? Ковальский не сводил с писателя глаз. Сервас помимо воли подался вперед. Он буквально спиной чувствовал возникшее напряжение. – Скажи, что горячо, Эрик, – не унимался Ковальский. – Ну, давай, облегчи душу. Теперь все глаза нацелились на Ланга. И вдруг словно взорвалась целая цепь петард. Раздался громовой хохот. Раскатистый и оглушительный. Полный дерзости и всемогущей уверенности. Запрокинув голову, Ланг хохотал во всю глотку. Потом повернулся к полицейским, расплылся в широкой улыбке и сделал вид, что аплодирует. – Славное доказательство, – сказал он восхищенно. – Мои комплименты! Черт возьми, меня пробрало до дрожи… Видеть вас в таком состоянии… Вы что же думаете? Что ночь в вашей камере в компании с животными и пара оплеух от этого кретина заставят меня расколоться? Серьезно? Господа, вы и вправду меня настолько недооцениваете? |