Книга Лилия для Шмеля, страница 90 – Алиса Ганова

— Дурацкими?! — он положил руки на мои плечи. Хотел заглянуть в глаза, но я отвернулась.

— Это ты попрыгун! Скачешь-скачешь, мимо гувернантки пройти не можешь. Ах, тебе не уступили! — смахнула рукой слезы. — Ах, отвергли состоятельного и щедрого красавчика!

— Уж не ты ли ко мне неровно дышала?

Я дернула плечами, сбросила его ладони и отстранилась.

— Я к тебе с поцелуями не приставала! Это ты решил, что тебе все позволено! Как же! Такой красивый и состоятельный герцог облагодетельствовал своим вниманием бедную гувернантку! Она обязательно должна восхититься щедростью и упасть от счастья в обморок!

— Так поцелуй оскорбил тебя?! — посмурнел Освальд. — Я тебе настолько противен?

— Какая тебе разница?! Решил поиграть, потешить самолюбие? А я не хочу быть игрушкой! Я вообще хочу уехать и все забыть!

— Уехать, чтобы забыть поцелуй? — фыркнул он. — Неужели так впечатлилась им? Так я могу еще поцеловать!

— Не подходи! — выставила я руки, отгораживаясь.

— Ты же сама понимаешь, что говоришь глупости. А Вейре? Бросишь его? — применил Освальд болевой прием.

— Надо же?! Ты готов подпустить к сыну развратницу? — не желая продолжать разговор, отвернулась и отошла к окну.

— А что я мог подумать, читая это? — он пнул валявшуюся под ногами рукопись. — Кстати, и по какими же это книгами ты просвещалась?

— Я оправдываться не буду! Думай, что хочешь! — выдохнула устало и пошла к столу — собирать записи.

Растрепанный Освальд стоял, оперевшись спиной к изломанному косяку, и наблюдал, как я сложила письменные принадлежности в саквояжик. Достала из шкапа простецкие платья, принципиально игнорируя наряды, купленные им. В спешке запихнула их и документы в другой саквояж, сбережения. Огляделась, не забыла ли чего? Подхватила сумки и повернулась к двери.

— Снова на поиски скандалов? — угрюмо спросил он.

— Я их не ищу. Они сами находят меня. А я всего-то хочу спокойно жить. Прощайте, Освальд.

— Так тебя и отпущу! За тобой нужен глаз да глаз! Кроме того, на что мне это все, — кивнул головой на дом. — Он твой.

— Он мне тоже не нужен!

— Тогда продай его.

— Ничего от тебя не хочу! Зачем ты пришел? Для чего все это? — кивнула на выломанную дверь. — Из-за ущемленной гордости?

— Фина-Фина, — покачал он головой. — Ты не равнодушна ко мне. Я к тебе тоже. Так зачем усложнять жизнь?

— Неравнодушен?! И решил, что я сломя голову, соглашусь быть твоей любовницей? Нет! — выпалила гордо.

— Я и не предлагал. Тебя, Фина, в любовницах иметь слишком хлопотно. Можно раньше времени поседеть и зубов лишиться, — в отместку он кивнул на разбитую вазу. — Лишь прошу: не пиши больше такого разврата! — Посмотрел с укором. — Ты же можешь писать замечательные, трогательные сказки.

— Хорошо, — посмотрела на него. — Напишу про бедную гувернантку, которая попала в дом состоятельного вдовца, который влюбил ее себя. Потом сделал предложение…

— Мне нравится!

— А потом… — продолжила, обжигая герцога презрительным взглядом, — окажется, что он жениться не может. Он ее обманул. Она сбегает…

— Еще одна русалочка? Постарше? — склонил голову набок и лукаво улыбнулся Освальд.

— Нет. В конце они будут вместе, но герой будет безглазым и одноруким… — наблюдая, как у него растерянного вытягивается лицо, как на глазах он теряет веселье, дополнила: — Ах да, еще будет обезображен после пожара!

— Ну, Корфина! — выдохнул он. — И фантазия у тебя! — Очертил себя защитным кругом. — Неужели ты меня так ненавидишь?

— Сдался ты мне!

— Сдался! — ответил он уверено.

— Нет, — покачала головой. — После ругани с выломанной дверью, обличениями вместо нормального разговора, даже уважение теряется. Какая уж тут симпатия? — увы, но горечь скандала испортила все светлое, что было между нами. И не радовало ни признание Освальда в ревности, ни горячий поцелуй, о котором я так мечтала.

Мы стояли в разгромленной комнате и смотрели друг на друга.

— Не нужно было убегать. Хотя, — Освальд вздохнул. — Не сложись, как все вышло, кто знает, кто докопался бы до истины скандального Ветэра?

Понимая теперь, какую глупость совершила, как подставилась, от стыда я покраснела. Как же сложно понять этот чуждый мир!

— И еще. Пиши о чем угодно, хоть о крысах, только не это! — с силой пнул ненавистную ему тетрадь. — Лично буду издавать каждую сказку с картинками за свой счет и по экземпляру дарить королеве.

— Я сама решу, что мне писать! — ответила непреклонно. — И в твоей помощи не нуждаюсь!

— Тогда я, — Освальд поднял с пола многострадальную рукопись, выхватил из рук саквояж с записями и оглядел сурово. — Покажу твои эротические фантазии графине. А ты, между прочим, разобьешь бедной старушке сердце!

— Это шантаж! — возмутилась я и бросила забирать записи, но он поднял руки, и мне только и оставалось прыгать вокруг него.

Так ничего не добившись и выдохшись, я села на стул и отвернулась.

— Ненавижу тебя! — прошептала в сердцах.

— Это не шантаж, Фина, это забота о тебе! — спиной чувствовала его взгляд. — Ревность ослепляет. Кстати, тебя тоже, и толкает на глупости. Не понимаю твоего упрямства, некоторых поступков. Зачем рисковать, терпеть лишения, если есть другой — простой и надежный путь?

— Отдаться на твою милость?

— Милость Ньеса тебе больше по душе?

— Я не нуждаюсь ни в чьей «милости», если ты «это» подразумеваешь! Просто хочу, чтобы мое мнение уважали. Хочу распоряжаться собой, своими деньгами, которые заработала сама, сама!

— А прежде чем сделать что-нибудь важное не пробовала посоветоваться? Неужели при всей симпатии мы не найдем общего языка? — он с укором посмотрел на меня.

— С тобой? Да все что я делаю, тебя раздражает! И еще не люблю, когда смешивают работу и личное! — вздохнула. Как же я устала.

— Вот и договорились!

— Нет. Я не вернусь!

— Опять показываешь упрямство? У Вейре научились? Так ему лишь шесть!

Я молчала, и он спросил:

— Что-нибудь еще, раз уж сегодня день откровений?

— Ты оскорбил меня! Пугал скандалом! А теперь тебя не заботит, что кто-нибудь узнает о моем авторстве?

Освальд оглядел меня серьезно, задрал выше подбородок и степенно произнес:

— За резкость в высказываниях приношу извинения. А что касается Апетен, — в его глазах мелькнуло озорство. — Если она все-таки решится остаться без имущества и проболтается, тогда скажем, что всему описанному в «Покорении строптивого» научил тебя я.