Книга Альвиана: по зову сердца и луны, страница 57 – Алиса Ганова

Помогая собраться Ловчему на работу, я едва сдерживалась, что истерично не расхохотаться.

Ублажила, еду подогрела. Пока он ел, сидела за столом и пила чай. Теперь подаю куртку и провожаю. Мне кажется, или это и впрямь смахивает на отношения, которые я подозреваю?! Ужас.

Занимаясь хозяйством, обдумывала все, что произошло и происходит между нами.

Теперь не уверена, что Маглеб совсем не интересовался моим внезапным отсутствием и причинами задержания. Дельрен-то хитрец! Из камеры меня освободил как раз перед «папашиным» появлением. Сделал все, чтобы было так, как хочет он. И, таким образом, я, оставшись с ним, теряю Маглеба. Дельрен же избавляется от возможного конкурента… Но зачем? Сам же твердил, что я песка и недоженщина! А тут озаботился моей безопасностью, у себя скрывает… Ах, ах, как «умилительно»! Но я не дура, чую проделки хитрого жука!

Внезапно вспомнила, как он с другой обходительно прогуливался по городу, и разъярилась.

Он с какой-то девкой на свиданки шастает, ручки ей лобызает, а я у него для разнообразия! Еще ребенка мне сделает и скажет, что так и было! У-у! Пока безопасные дни, но, елки-палки, прибью гада! В ярости жахнула деревянной ложкой по столу и сломала ручку.

Вдруг как-то неудобно стало держать отломанный черенок. Опустила глаза и испугалась: вместо привычных ноготков у меня острые, молочного цвета когти! И руки покрылись коротким пепельным пушком, типа того, что обычно на щеках… Я рванула к зеркалу в ванной, едва не вышибив в спешке дверь.

Когда увидела отражение, отпрянула в ужасе. Лицо, шею, грудь покрывал короткий мерзкий пух… По сравнению с этой бедой, подросшие клыки, ставшие вдруг лопоухими уши — сущая мелочь. Но увидь Дельрен меня такой… Я затряслась от страха.

Посмотрела на часы. Есть почти час, чтобы стать нормальной! Ну же, уходите когти! Фу-фу!

Однако из зеркала на меня продолжала смотреть нахальная, ликующая Зверуня. Она насиделась взаперти, теперь освободилась и посылает меня на фиг!

Поглядывая на минутную стрелку, я всеми силами пыталась втянуть когти, выдергивала на лице шерсть, плакала, уговаривала зверя не злить Ловчего… — безрезультатно.

Вдруг в замке провернулся ключ, хлопнула входная дверь…

— Альвиана! — Дельрен вошел, громко стуча коваными каблуками. — Альвиана! — Замер.

Я сидела в спальне, дрожала всем телом и не отзывалась.

— Альвиана! — рявкнул так, что уши заложило.

— Я… тут… — пропищала тихо, но он услышал. Сапоги загрохотали по лестнице. Я схватила одеяло и накрылась с головой.

— Что случилось?! Почему ты… — вдруг резко остановился у кровати. Кажется, догадался. — Неужели?! Покажись, — осторожно потянул за край моей «паранджи».

— Нет! — разрыдалась я, вцепившись в одеяло изо всех сил. — Я… я… я не… могу! — надрывно всхлипнула. — Са…само-о… И… и… не… не могу…

— Что, сильно безобразная? — спросил он настороженно.

Вместо ответа я снова громко всхлипнула.

— Говорил же, у тебя скверный характер. Все делаешь назло!

— Не-ет!

Вдруг зачесалась пятка, и я с ужасом поняла, что ее щекотит Дельрен. Попыталась плотнее подоткнуть одеяло и спрятать ногу, но он толкнул меня. Я упала спиной на постель, и, воспользовавшись моментом, он стянул одеяло.

Будто в замедленной съемке я видела, как его хмурое лицо вытягивается, густые брови взметнулись на середину лба, округлились глаза. Затем Дельрен оторопело заморгал, открыл рот… и громко захохотал.

— Ха-ха-ха! Ты… Ты себя… видела?! А-ха-ха! Ой! Ха-ха-ха! Ой! — вытер руками глаза и засмеялся вновь.

Я же опустила голову и приготовилась к издевательствам, что я уродина, полузверина, песка, конечно же, недоженщина, страшилище… Однако когда смех стих, Дальрен присел рядом на постель. Она прогнулась и жалобно скрипнула.

— И как ты себе? Нравишься?

Я молчала. Только губы дрожали, выдавая мое состояние.

— Ну?! — надавил.

— Страшилище.

— Ой ли? — протянул руку к моему носу и потянул за шерстинку — и тут я сама от себя не ожидая, громко клацнула зубами! Зато Дельрен молниеносно одернул руку. Думала, сейчас прибьет, но он лишь задумчиво произнес: — Говорю же, нрав у тебя скверный. Ловчего надумала кусать.

— Оно само… вышло, — залепетала я, опасаясь возмездия. Однако он неожиданно попросил:

— Улыбнись, — не жестко и не мягко, а, скорее, с любопытством исследователя.

Ага, сейчас! Посмотрела на него с обидой и наоборот плотнее сомкнула губы. И ойкнула, порезавшись о свои же острые клыки.

— Показывай! — нетерпеливо потребовал Дельрен. Но стоило мне произнести слово «сыр», он прыснул от смеха и согнулся пополам. — Красотка. Я шерсть-то какая! Хочется пожалеть и купить шубу, чтобы не замерзла!

У меня задрожали губы, слезы навернулись на глазах.

— Да я пошутил! Так-то ожидал, что будет хуже. Гораздо хуже.

Но я уже плакала навзрыд.

— Я… я… по меркам… оборотней… у… у…ро… дина? — не знаю, почему меня сейчас это волновало.

— Ну, — он вдруг почему-то прикусил губу. — Нет. Просто ты очень нежная особь. Лысенькая, голенькая, жопастенькая и си…

— … Сястенькая? — посмотрела на него. Вот уж не ожидала из его уст таких слов.

— Угу, но с усами. Еще редкого окраса, — он погладил пальцем недошерсть на моем колене. — Обычно у псов шерсть жесткая. Если в одежду попадает — спасенья нет, пока не найдешь. А у тебя нежная, как пушок младенца. Покажи грудь!

— Нет! — запахнула плотно одеяло.

— Неповиновение старшему ловчему?! — посмотрел строго Дельрен.

Как ни смущалась, пришлось показать.

— Мило, — выдохнул он. — У других оборотниц обычно густые темные волосы, как у меня, только раза в два гуще.

— Фу! — поморщилась я, представив картину. Подняла на него глаза и увидела, что Дельрен улыбается. Но вдруг снова нахмурился, вмиг став серьезным.

— Это еще одно подтверждение, что ты не Навис, — он встал и начал расхаживать по спальне. -

А еще это значит, что твоя экзотическая для двуликих внешность, поднимет твою ценность. Стоит Нависам прознать об этом — они покой потеряют от жадности, подсчитывая, сколько смогут заработать на тебе… — Дельрен остановился и пристально осмотрел меня.

— Даже в звериной ипостаси у тебя вид… — он задумался, — терпимый, почти человеческий. Вместо отталкивающей шерсти — светлый пух. Глаза остались серыми, без единого проблеска желтого. Подобные тебе, если сбреют усы, как простой люд. В глаза не броситесь. Хоть город вверх дном переверни — не найдешь.

Я вздохнула, предчувствуя новые проблемы.

— Ладно, — вздохнул и Дельрен. — Идем на кухню. Надо поесть. Сырого мяса хочешь?