
Онлайн книга «Русский с «Титаника»»
Она спросила у Мекнеса – смотрел ли он в зеркало. И тот вдруг горько разрыдался, сказав что «Чаша Ночи» (так он его называл) провозвестила немыслимые беды для государства. Но ничего толком не прояснил, а через четверть луны внезапно умер – впрочем, ведь он был уже стар… А зеркало, согласно его воле, отослали в сокровищницу храма бога Ра, что в Иуну. Оттуда она зачем-то вытребовала его, когда старых богов отменили, – может, в память о наставнике. И вот теперь – может, оно даст ей шанс? С опаской покосилась на темный каменный круг. Вопросить жутковатое зеркало или нет? Для ритуала, как говорил Мекнес, понадобится привязка «Чаши» к вопрошающему. Всего несколько капель крови. Боязно. Знать наверняка свою судьбу – это тяжкое бремя. Все время будет терзать искушение каким-либо образом переделать ее, предотвратить напасти и несчастья. А ведь нельзя, можно натворить еще больших бед. Рука все-таки потянулась к маленькому кинжалу, подарку мужа. Всего пару капель крови… * * * С того дня Нефрет вдруг перестала тосковать – чему-то улыбаясь иногда. Вельможи дивились этой перемене – ведь, казалось бы, царствованию Нефертити пришел конец, а она не печалиться. Но вскоре все удивились еще больше… Киа была снова возвращена в гарем. О «младшем царе» словно и забыли. Нефертити и Эхнатон вновь сидели на троне вместе, и никто не дерзал предлагать фараону наложниц. А когда льстецы поздравляли ее с избавлением от соперницы, Нефрет высокомерно молчала или говорила коротко: «Такова была воля Атона». Однако счастье было недолгим. Не прошло и двух лет, как умер Эхнатон. Трон унаследовал Сменхкар – племянник царицы, муж первой дочери. Вскоре Сменхкар умер и престол занял Тутанхатон, быстро сменивший свое имя на Тутанхамона – другой родич, женившийся на другой дочери фараона. Страна понемногу забывала бога Атона, насажденного Эхнатоном, снова поклоняясь Амону-Ра. Снова ожили храмы Тота и Нейт с Хнумом, а кошки Баст могли гулять, где вздумается, – отчего стало больше зерна в амбарах, ибо сильно сократились числом крысы и мыши. Столицей вновь стали Фивы, но Нефертити до последнего своего часа жила в Ахетатоне – столице своего мужа, которая строилась на ее глазах. Нефертити умерла в почти пустом городе. Ее торжественно похоронили, как она и просила, в гробнице рядом с Эхнатоном. Имя мятежного фараона вскоре будет проклято, почти все его портреты и статуи уничтожат, память о нем предадут забвению. О некогда божественном «сыне Атона» станут говорить не иначе как о «враге из Ахетатона». Память о Киа мстительные потомки Нефрет также сотрут – ее лишат даже собственного гроба. Вспоминали и о зеркале – мол, царица увидела в темной глади зеркала свою собственную судьбу и участь супруга. Но вскоре об этом перестали говорить и «Чаша Мрака» сгинула в недрах дворцовой сокровищницы – до времени… А потом в страну Хапи вторглись грубые персы под началом царя Камбиза… * * * 11 апреля 1913 года. Юрий так и застыл молчаливой статуей, оглядывая ладную фигуру девушки, на секунду задержавшись сначала на изящной округлой груди под темно-синей тканью простого строгого платья, а потом на мягких каштановых волосах. Затем некоторое время созерцал абрис тонких, красиво очерченных бровей, сосредоточив взор на миндалевидных глазах оттенка темного аквамарина, отметил изящные контуры высоких скул и остановился на ее полных розовых губах. Девушка невольно вздрогнула, и на лице ее появилось странное выражение, совсем непохожее на страх или стыд. – Что вы делаете в моей каюте, мадам? – наконец, осведомился Ростовцев, обратившись к ней на французском языке. – В вашей каюте?! – зачем-то переспросила незваная гостья. Говорила она по-французски правильно, но с каким-то акцентом, который был ему незнаком. И продолжила уже по-русски, ввергнув его в полное изумление. – Я просто услышала русскую речь и решила… Я вообще думала, что на корабле из русских я одна. Вы ведь русский? А, впрочем, не важно… – Казалась, она вздрагивает, как в лихорадке, от пережитого волнения. – Как вы попали… – Мое платье похоже на униформу горничных этого левиафана… Я увидела в порту двух девушек и решила попытать счастья… Прошла, повезло… Вообще-то Юрий спрашивал о том, как она оказалась в его каюте. И та, видимо, догадалась. – Дверь была не заперта… Извините… Видать, забыл закрыть дверь, когда выходил. Он и в самом деле не мог вспомнить, запер каюту или нет, уходя с Лайтоллером. – Ой, простите, как вас зовут? – встрепенулась незнакомка. – Ростовцев Юрий Викторович. То есть для вас, сударыня, – Юрий… – Елена. А по паспорту госпожа Кнорринг… Так зовут… звали моего мужа… – Он немец? – зачем-то спросил стряпчий, машинально проглотив «был». – Подданный бельгийского короля, хотя какая теперь разница… Его даже не отпели, как самоубийцу… – Сколько вам лет, Юрий Викторович? – вдруг спросила дама, пока он переваривал это известие. – Тридцать три… э… – Юрий не мог преодолеть растерянность. – А вам? Тут Ростовцев спохватился, что задал бестактный вопрос. Но гостья, казалось, не обратила на это внимания. – Двадцать… три… почти… Вы не простой человек, господин Ростовцев, раз плывете в первом классе на таком корабле? – продолжила она. – Это не совсем так. Я обычный судейский крючок, даже без диплома. Не закончил, знаете ли, по обстоятельствам, – добавил он, словно извиняясь. – Ах, вот как! Повисла пауза. – Простите, я сейчас запру дверь, – пробормотал он. Еще не хватало, чтобы сюда сейчас сунулся Макартур или Жадовский. – Да, конечно… – шепотом молвила гостья. А потом принялась тихо, сбивчиво рассказывать… Была она единственным поздним ребенком в небогатой семье обрусевших московских немцев. Отец Елены, гимназический учитель-латинист, жил вдовцом – матушку ее унесла чахотка, когда Елене было шесть лет. А в двенадцать она осталась без отца – того хватил удар прямо на уроке. Воспитывала ее двоюродная сестра отца, старая дева-курсистка. Затем жизнь, казалось, повернулась к ней лицом. Когда ей исполнилось восемнадцать, на благотворительном балу она познакомилась с молодым бельгийским коммерсантом Мишелем Кноррингом. Тот возил в Россию шоколад и какао из Конго. Сыграли свадьбу. Больше всего радовалась даже не Елена, хоть и со всем восторгом юной души влюбившаяся в элегантного иностранца, а тетка, чье здоровье к тому времени пошатнулось, и она хотела увидеть будущее единственного родного человека обеспеченным. Мсье Мишель увез молодую жену на родину… И на этом счастье и кончилось. |