Онлайн книга «Падение Ворона»
|
«Не ту взял, – подумал Ворон. – Если бросит – всех порубит!» Речпортовцы притихли. Такого отпора они явно не ожидали. У них на всех было только два кустарных ствола, ножи и дубинки. – Ладно, – сказал Гарик. – Заплати Лоцману десять штук баксов, да нам за беспокойство столько же! И разойдёмся… пока. Устраивает? Ворон взвёл курок и перевёл ствол на Гарика, прицелившись ему прямо в лицо. Артист на нервах еще раз передернул затвор, патрон вылетел, ударился в стену и, крутясь как юла, отлетел под ноги речпортовским. Те попятились. – Сейчас мы вас всех положим и разойдёмся! – сказал Ворон. – Устраивает? – А что ты такой борзый? – спросил Гарик. – Кто за тобой стоит? – Хочешь знать? А про Пита Лисицу ты что-нибудь слышал? Лицо вожака речпортовских окаменело. Это имя произвело впечатление и на его пристяжь – оружие спряталось под куртки. Гарик облизнул пересохшие губы. – Про того самого? – спросил он совсем другим тоном. – Про того! – кивнул Ворон. – Он друг Молота. А отца ты рано списал. Он себя прошляком не считает. И Крест не считает. Так что разберись вначале, на кого буром переть! – Разберемся. Обязательно разберемся. – Гарик медленно развернулся. – Мы уходим! Последняя фраза предназначалась своим. Стоявшие ближе к двери, начали выходить. Гарик вышел последним, на пороге обернулся. – Еще увидимся. – Хоть сто раз! Через минуту со двора раздался недовольный старушечий голос: – Чего вы тут толпитесь? Наплевали, накурили, окурками намусорили! Под такой аккомпанемент речпортовские бесславно покинули чужую территорию. Ворон вытер пот со лба и опустился на диван. Джузеппе левой рукой сунул в рот очередной кусок шашлыка, а в правой по-прежнему держал над головой ребристую «эфку». – Опусти руку, чудило! – сказал Ворон. – Почему сразу «чудило»? – обиделся тот. – Да потому, что я вам объяснял – эта бомба на двести метров осколки разбрасывает! А другие – на пять! А ты именно ее взял! Джузеппе спрятал гранату, пожал плечами. – Ты же знаешь, Костян, у меня с памятью не особо… – Зато с аппетитом особо, – усмехнулся Ворон. – Что-то мне тоже жрать захотелось. – И мне, – подтвердил Оскаленный. Все с жадностью набросились на еду. Вдруг Оскаленный засмеялся с набитым ртом. – Ты чего? – Бабка возмущалась, что во дворе наплевали. А что бы она сказала, если бы Джузеппе бомбу взорвал? Ворон хмыкнул. – Мы бы этого уже не услышали. Впрочем, такая перспектива аппетита им не испортила. * * * Ворон подъехал на Старопочтовую в хорошем настроении: ночь они с Мариной провели вместе, и уже на полном серьезе обсуждали будущую свадьбу. Приятные воспоминания вызывали улыбку, и он с трудом заставлял губы принимать обычное положение: братва такого не понимает – смех без причины признак дурачины! Он включил поворотник, чтобы заехать во двор и увидел нетерпеливо топчущегося у подворотни Джузеппе. Тот всполошенно замахал рукой, будто опаздывал на поезд и отчаянно пытался остановить попутку. Хорошее утреннее настроение сразу испортилось. Он притормозил и опустил стекло. – Что случилось?! Джузеппе рывком распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье рядом с ним. – Гангрена увёл Оскаленного! – тяжело дыша, будто после быстрого бега, сообщил он. – Оскаленный – конь что ли, или бычок, что его кто-то увёл? – Не «кто-то», а Ган-гре-на! – вытаращил глаза Джузеппе. – Ты что, не знаешь, кто это? – Да знаю, знаю… Как он его «увел»? – Приехал с двумя своими, сказал, чтобы Оскаленный с ними ехал… Ну, тот и поехал. А я тебе звоню, звоню… – Кто с ним был? – Эти… Колхозник и Мясник… «Плохо дело!» – подумал Ворон. Он знал, что эти двое выполняют обычно «мокрую» работу. Неужели решили убрать Оскаленного? Но что-то слишком открыто, без маскировки… Короткому они имитировали самоубийство, а тут внаглую… Нет, скорее, цель другая… – Гангрена сказал, зачем им Оскаленный? – Ничего не сказал. – Когда это было? – Минут сорок. – Ребят поднял? – спросил Ворон, сосредоточенно заезжая во двор. – Да, но не всех… Бешеный собирает новичков, Губатый едет, Ящер еще три холодильника забирает, будет позже… – Ладно… Они запарковались во дворе и, под осуждающими взглядами старушек, сидящих на вынесенных из дома табуретках, зашли в офис. Артист вскочил навстречу. – Ну, что будем делать? Куда направлять ребят? – Пока никуда, – ответил Ворон. – Подождём. А что делать… Надо скамейку во дворе поставить. Хорошую, со спинкой. – Зачем?! – Бойцы устремили на него недоуменные взгляды. – Чтобы старушкам было удобно. Тогда они нас полюбят. Джузеппе усмехнулся. – А мы что – лохи? – Почему? – Ты же говорил «лохов надо любить»! – Любить надо не только лохов! Я, например, влюбился в девушку, а она в меня, думаем пожениться! Так что, мы лохи? – Ух ты, круто! – удивился Джузеппе. Артист тоже изумленно отквасил челюсть. – И когда это будет? – А нас пригласишь? У «торпед» простые и конкретные натуры, они могут думать только о чем-то одном, поэтому полностью переключились на обсуждение предстоящей свадьбы. И подоспевший Губатый тоже подключился к этому разговору. Собственно, Ворон такую цель и преследовал. Через некоторое время появился Бешеный с семью бойцами под предводительством Рыжего. Они сели на корточки в углу двора и стали ждать. Последним пришел Ящер. – Ну, что делать будем? – спросил Бешеный, поигрывая пистолетом – Подождём, – сказал Ворон. – Что мы можем сделать? Ничего ведь неясно… Ждать пришлось еще час. Они вернулись тем же составом: Оскаленный, Гангрена и два головореза Креста. Один казался эдаким деревенским простачком с придурковатой улыбкой, но холодным, цепким взглядом. Второй по виду был похож на тяжелоатлета, кузнеца или рубщика мяса. Последним он, по сути, и являлся. Только рубил не баранину или свинину, а человечину. Словом, они оправдывали свои прозвища. Гангрене было за пятьдесят, и он имел вид классического урки, отпетого босяка: выдвинутая вперед челюсть, низкий покатый лоб, маленькие мутные глазки, железные зубы, которые он не считал нужным по нынешней моде менять на металлокерамику. Высокий, сутулый, с длинными, как у орангутанга, почти до колен руками, он был весь расписан татуировками, которые раскрывали понимающему человеку все зигзаги пройденной им жизненной дороги. Одевался Гангрена затрапезно – мятые брюки неопределенного цвета, рубаха с длинными рукавами в любое время года. Он не следил за собой, иногда ударялся в многодневные запои с такими же урками в грязных, заплеванных притонах. Он около двадцати лет провел за решеткой и, как ни странно, чувствовал себя там лучше, чем на воле. Объяснялось это тем, что камерная жизнь примитивна, как жизнь животных, а Гангрена прекрасно разбирался в животном существовании зэков, так как сам являлся неотъемлемой частью этого душного, вонючего и опасного мира. Войдя во двор, он сразу срисовал бойцов Рыжего, хмыкнул многозначительно, покрутил головой, махнул рукой и вместе с Оскаленным вошел в офис. |