Книга Прощальный фокус, страница 73 – Энн Пэтчетт

– Мне жутко стыдно, что ты увидишь мой дом, – сказала Китти, когда они уже стояли на заднем крыльце. Пальцами в шерстяных перчатках она пыталась выхватить нужный ключ из связки.

Стоя за ее спиной, Сабина дрожала от холода. Китти ни разу не звала ее в гости, лишь показала свой дом издалека, когда они проезжали мимо. Обшивка была не белая, как у Дот, а горчично-желтого цвета. Двор был просторнее, самшитовых кустов под окнами росло меньше, но по большому счету нынешнее жилище Китти практически ничем не отличалось от покинутого родительского гнезда.

– Я не прибиралась там совсем… – Рука Китти застыла на ручке двери.

– Я же не на экскурсию пришла, – сказала Сабина. День был солнечный, безоблачно-синий, но чудовищный ветер налетал на женщин словно со всех сторон одновременно. Отсюда до самого Вайоминга никакие древесные насаждения не препятствовали его яростному броску на восток. Металлическая застежка лифчика врезалась Сабине в спину тонким ледяным лезвием. Ей хотелось поскорее войти в дом, неважно – прибрано там или не прибрано.

Но тут Китти зажмурилась и секунду спустя закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Эй! – Сабина обняла Китти, и ей сразу стало теплее. – Ты это прекрати!

– Прости!

– Да за что ты извиняешься!

Сабине пришлось почти кричать, стоя рядом с Китти, – ветер, казалось, вырывал слова прямо из горла и уносил прочь, дальше по улице.

– Иногда мне кажется, что ты – это Гай, – донеслось откуда-то из перчаток. – Все эти годы я мечтала, что он вернется, что я смогу поговорить с ним, но вот ты приехала, а у нас все летит к чертям. Ты уедешь – и конец. Наверное, радоваться будешь: «Слава тебе господи, что я выбралась оттуда!» И я больше никогда тебя не увижу!

Слезы Китти замерзли на перчатках, прочертили блестящие полоски на ее щеках. Ямка над верхней губой покрылась тонкой корочкой льда.

Каждый раз, когда Китти входила в комнату, Сабине вспоминался Парсифаль – его походка, его чудесное лицо.

– Конечно же, мы с тобой еще будем видеться, – сказала Сабина. – Выбрось это из головы! У нас и так проблем хватает.

– Насчет Говарда не беспокойся, – заверила Китти, шмыгнув носом. – Он сейчас точно на работе.

О том, что Говард Плейт может оказаться дома, Сабина даже и не думала. Под проблемами она подразумевала проблемы вообще, жизненные трудности общего характера, а не конкретного разъяренного мужа, прячущегося в кладовке.

– Тогда открой дверь, пока мы тут не закоченели.

Китти взглянула вверх, словно проверяя погоду, подставила свое широкое, как равнина, лицо ветру, так что волосы облепили шею и хлестнули по глазам. И повернула ключ в замке.

Ничего особо страшного в доме Сабина не обнаружила – обыкновенная частная жизнь, не предназначенная для посторонних глаз. В раковине – оставшаяся после завтрака немытая посуда. Судя по количеству блюдец, завтракал один человек. Осколки разбитых тарелок на безукоризненно чистом линолеуме. В гостиной на диван брошены подушка, смятое одеяло персикового цвета и изрядно выцветший шерстяной плед с еле различимым изображением устремляющегося в полет Супермена. Диванные подушки валяются на полу. Повсюду явные следы мальчишьего быта – кроссовки, хоккейные клюшки, учебники, которые их владельцы явно забыли захватить в школу.

Сабина потерла ладонями уши, надеясь восстановить кровообращение.

– Дом как дом, – сказала она. – Все как у людей. Честное слово, не вижу ничего такого, из-за чего мне стоит разрывать с вами отношения.

Китти потерла щеки, смахнув налипшие льдинки.

– Я в том смысле, что не хочу, чтобы ты так думала обо мне. Я вовсе не всегда такая. – Китти подняла с пола кроссовку необычайно большого размера, на другом конце кухни отыскала вторую, аккуратно поставила обе у задней двери, а потом, присев на корточки, зачем-то поправила на них шнурки. – А может, и всегда, только не хочу я такой быть. Вернее, не хочу, чтоб ты такой меня считала. Черт…

– Ты все перевернула с ног на голову, – сказала Сабина. – Это мне надо волноваться: «Кто эта сумасшедшая, выскочившая замуж за моего брата-гея перед самой его смертью? Каким ветром ее занесло в Небраску, если раньше мы о ней слыхом не слыхивали?» Если тут кто-то и должен вызывать подозрения, так это я. Я ведь тоже, знаешь ли, не всегда такой была. Раньше я была гораздо счастливее.

И она принялась собирать с пола тарелочные осколки.

– Оставь, – сказала Китти. – Это Говард разбил.

Сабина взглянула на осколки у себя в руках – куски тяжелого повседневного фаянса с узором из цветов и ягод малины. Она положила их обратно на пол аккуратной кучкой.

– Так какой же ты была, когда была счастливее?

Сабине вспомнились дни до болезни Фана и даже до знакомства с ним.

– Не знаю, как сказать. Наверное, все дело в том, что я была моложе.

Китти рассыпалась в извинениях на пороге каждой комнаты. Там были разобранные постели, брошенные поверх корзины для белья белье и носки, скомканные влажные полотенца возле подушек.

– Господи боже, – воскликнула Китти в комнате Гая, поднимая с пола ворох одежды. – Может, подождешь часок в кухне, пока я приберусь?

– Я уже все увидела, и ничего со мной не сделалось.

Китти, покачав головой, вышла и вернулась с коробкой, полной пластиковых мешков.

– Я сейчас соберу все в кучу, а ты поможешь распихать по мешкам. Постираем потом, когда к маме вернемся.

И Китти стала швырять вещи в сторону узкой кровати. Над кроватью висел большой черный постер с надписью «PHISH ^[3]» – зеленые буквы складывались в рыбий силуэт. Сабина решила, что это какая-то местная шутка, смысл которой непосвященным не понять.

Наклонившись, Китти принялась разбирать залежи на полу.

– В молодости, когда ты мечтаешь о ребенке, потому что дети – это такая прелесть и у всех кругом они есть, никто не отведет тебя в сторонку, чтобы объяснить, что бывает потом, когда дети вырастают. Наверное, считается, что тут и объяснять нечего. То есть если твоих познаний в области биологии достаточно, чтобы знать, откуда дети берутся, ты вроде бы должна понимать, что рано или поздно они превращаются в подростков. Но ты об этом как-то забываешь, а потом в один прекрасный день бац! – и с тобой в доме живут совершенно чужие люди – дети, заключенные во взрослые тела; ты смотришь на них и не понимаешь, кто это. Как будто они поглотили твоих мальчиков, тех, которых ты любила, и тебе приходится любить этих чужаков, потому что где-то внутри у них заточены твои дети. – Она замолкла, держа в одной руке пару джинсов, а в другой – ветровку и оглядывая невозможный бардак вокруг. – Любишь их больше жизни и все же постоянно думаешь – когда они уже уедут?