Онлайн книга «Сеть птицелова»
Противен стал Андрон сам себе: холопье ль то дело, решать, какую работу исполнять? Но, вот те святая Параскева Пятница, на барщину б пошел, лишь бы отказаться от чести при барчуке службу нести. Да только как отказаться? Как объяснить нежелание исполнять почетные обязанности? Но тут случилось несчастье и Андронову счастью помогло. Прибило паводком к берегу Москвы-реки покойницу. Из бежавших каторжных, видать, волоса начисто обриты. И потопла та, по всему, совсем недавно – еще не вспучило. Красивая девка, только кожа голая вся ветками да камнями изрезана. Пока ж Андрон рот открыл да крестился, на девку глазеючи (молодой еще был), барчук из-под руки у него как выскочит – подойти поближе. Да не рассчитал по любопытству, поскользнулся в береговой грязи и прямехонько в воду повалился. И унесло б мальца течением, ежели б тогда в руку мертвой девке не вцепился. Андрон же, охнув, бросился в речку и вытащил воспитанника, как кутенка, а после пал в ноги князю, винясь: мол, не годится он присматривать за дитем. И хоть сам Сергей Алексеевич бранил за непослушание только сына, но просьбу уважил, и дважды. Первый раз, когда назначил барчуку другого дядьку. И второй – оставив Андрона при собачках. Так Андрон Васильевич обернулся просто Андроном, сменил сюртук тонкого сукна на армяк, ел и пил с прочими дворовыми из рук Михайловны-кухарки и ни разу о своем решении не пожалел. А терзался нынче лишь об одном: дай он тогда речке унести барского первенца, засекли б его, старого дурня, до смерти… Зато девчоночки были б живыми. И стоило доезжачему прикрыть глаза, как все трое, взявшись за руки, принимались кружить перед Андроном в воскресных синих сарафанах. И отсвечивая на солнце липовым светом, кружились за ними их длинные тугие косы. Андрон почувствовал, как скуренная цигарка обожгла пальцы, и отбросил окурок. Пока сидел-вспоминал, створожились вокруг густо замешанные с речным туманом поздние сумерки. Выдохнул над тонкими деревами ветер и стих, а за спиной у Андрона громко хрустнула ветка. Он резко крутанул головой, и показалось доезжачему, будто качнулась в наросшем на теле кургана молодом ельнике маленькая тень. – Стой! – крикнул Андрон, вскочил и схватил ружье. – Кто тут? В ответ – тихий жалостливый вой. Что за чертовщина? Тень между тем обмерла, и вовсе слившись с влажной в тумане хвоей. Андрон достал из кармана армяка кресало и кремень, щелкнул огнивом. Всполох искр ослепил его и закрывшую лицо ладонями фигурку. – Не надо, дяденька, – тонко проскулила та. – Анфиска я, Феклы и Григория дочка. – Анфиска? – Андрон сделал несколько шагов к девочке, нахмурился, разглядев опухшую ногу, исцарапанные руки и бритую головку. – Нешто сбежала? Девочка кивнула, вздрогнула всем худеньким тельцем: – Барышня помогла. Андрон кивнул: конечно, помогла. Все лучшее в барской семье Господь этой рыжей егозе передал. – А сама-то она где? Лицо Анфиски сморщилось, того и гляди снова заплачет: – Там осталась, внизу. – Это не дело, – кивнул Андрон, взял армяк и набросил на девочку. – Пойдем, покажешь, откель вылезла? – Не могу, – отшатнулась она. – Нога, вишь, как у меня распухла. – Ништо, давай-ка на закорки – я тебя отнесу, – улыбнулся Андрон, и Анфиска решилась сказать правду: – Боюсь я, дядя Андрон. Он там, внизу. Нож у него. – Так и у меня ружьишко. Небось выдюжим. – Кряхтя, опустился на карачки: – Полезай, голуба. Медленно обходили они холм над старой шахтой. – Тут? – спрашивал Андрон. – Али тут? – Не, дяденька, – обхватив его шею руками, мотала головой Анфиска. И тут Андрон, глядь, сам увидел саженях в двадцати исходивший прямо из земли столп колеблющегося света. – Ну-тка, голуба, сходь на землю, – склонился он, чтобы дать Анфиске спуститься. – Нет, дяденька Андрон, не бросай меня одну, – захныкала Анфиска. Но старый доезжачий молча снял ее со спины, аккуратно отцепив от рубахи девчачьи пальцы. – Т-с-с! – шепнул он. Анфиска и правда замолчала: села на землю, обхватив себя руками, – маленький холмик на большом холме. А столп света, становясь все ярче в густеющей вокруг темноте, будто сдвинулся – и в нем возникла тень, словно дух ада выходил из земли. Андрон быстро перекрестился, взвел ружье и, подойдя к штольне, заглянул внутрь. И увидел его: подсвеченный снизу плавающим огнем факела, медленно и осторожно переставлял тот ноги по одному ему известным неровностям в стене колодца, шаг за шагом продвигаясь вверх. Вот уж Андрон увидел давно не стриженные – а некогда такие ухоженные – волосы, и грязное, все в белесой пыли, оборванное платье… Еще чуть-чуть, и вылезет наружу. Тут молодой барин поднял голову – и замер. Андрон трясся всем телом, но глазок ружьишка смотрел барину прямо в глаз. А тот будто не удивился и не испугался вовсе. – А вот и мой Strafschwert der Vorsehung [63], – осклабился он. – Ну, здравствуй, брат. – И, не дождавшись ответа, добавил, подмигнув: – Да жива, жива твоя Авдотья. Андрону стало легче дышать, а барин, заметив, как сразу опустилось дуло ружья, усмехнулся: – Видать, нам, старшим, на роду написано пропадать. Токмо младшие Липецкие в чести у Господа. Ее единственную на свете и любил. – И добавил для Андрона непонятное: – Да видно, одна она с моей войной не сладит. Что, Андронушка? Думаешь, простит меня сестрица? «Нет», – качнул головой Андрон, все так же молча глядя в красивое лицо, что не смогла испортить даже многодневная грязь. – Верно, – кивнул барин. Андрон заметил, как дрожат от напряжения вцепившиеся в камни кладки руки. Но голос звучал по-прежнему ровно, насмешливо: – И захочет, а не простит. Она не простит, значит, тебе грех на душу за меня взять придется. Один в ад не спущусь, тебя с собой заберу, а, дядька Андрон? Пойдешь со мною? На то ты и дядька… Андрон сглотнул. Так оно и есть, не помогли собачки-то. Все одно через ирода пропадать. Он заставил себя задержать дыхание, выравнивая мушку ровно посередь иродова лба. Щелкнул первый раз курок. – Нет! – Доезжачий обернулся: к нему, прихрамывая, бежала барышня – белело в полутьме светлое платье. – Не стреляй, Андронушка, слышишь! Андрон услышал тихий смех за спиной. – Авдотья Сергеевна, матушка, – безвольно опустил он ружье. А та прохромала мимо него, встала на колени над колодцем. Андрон видел, как бьет ее дрожь под изорванным платьем, как протягивает она руку, чтобы вытащить черного человека, которого Андрон и по имени назвать нынче не мог. А Авдотья смотрела в лицо брата, и это снова был он, ее Алеша. И ничего более не имело значения, она должна была его спасти. Рука его была теплой, но чуть подрагивала от напряжения, и, когда он сжал ее ладонь, она почувствовала острые кристаллы, вонзившиеся в кожу: соль к соли, кровь к крови. На мгновение она испугалась, достанет ли ей сил, чтобы вытащить брата, или это он всем весом перетянет ее вниз; хотела было обернуться, кликнуть на помощь старого доезжачего, но не могла отвести глаз от родного лица: как же она по нему скучала! Он улыбался – зубы средь отросшей щетины казались желтыми, как у зверя, но улыбка была снисходительной, ласковой: что за фарс мы тут играем, сестрица, что за надуманные великие страсти? И в то же время она была пугающе далекой, будто он отрешенно любовался ею. Но Дуня знала, что это невозможно, ему – любоваться ею, ведь она никогда не была ни так красива, как он, ни так умна. |