Книга Хрупкое равновесие, страница 151 – Рохинтон Мистри

Но общие привычки только подчеркивали различие между ними: Манек был крепкий, ширококостный, а Ом худенький, как птенчик. «Если уж кому и жениться, — думала Дина, — то, скорее, Манеку, а не Ому, восемнадцатилетнему худышке».

Дина в очередной раз задумалась о причине его болезненной худобы, заметной, когда он шнырял по квартире, и особенно бросавшейся в глаза вечерами на кухне, когда она любовалась, как ловко он месит обсыпанными мукой руками тесто и раскатывает чапати. Скалка творила волшебство в его руках. Его умение и радость, с какой он готовил, действовали гипнотически. Дине тогда хотелось бросить все дела и просто стоять и смотреть на него.

Она наблюдала за Омом все время, пока он жил в ее квартире. Он ел с удовольствием и помногу — совсем не как птенчик. То есть, было ясно — он худой не из-за недоедания. И Дину снова стали мучить прошлогодние подозрения.

— Так дело не пойдет, — сказала она Ишвару. — Благодаря тебе, юноша берет на себя большую ответственность. Но каким мужем и отцом он будет с желудком, набитым глистами?

— Почему вы так в этом уверены, Дина-бай?

— Он жалуется на головные боли и чешет интимные места. Ест много — а в результате кожа и кости. Типичные признаки.

На следующий день она дала Ишвару темно-коричневую бутыль с глистогонным средством, купленным ею в аптеке.

— Лучшего подарка к свадьбе мне не подобрать.

Розовую жидкость надо было проглотить за один раз. Ишвар внимательно все оглядел, открутил крышку и понюхал — запах был не из приятных. «Но как хорошо, — подумал он, — если Ом вылечится перед свадьбой».

— А если дело не в глистах?

— Ничего страшного. Лекарство не навредит. Подействует как слабительное. Пусть вечером поголодает, а на ночь его выпьет. Вот здесь на наклейке все написано.

Но Ишвар не настолько хорошо знал английский, чтобы разобрать что-то помимо терминов, связанных с шитьем, вроде «лифа», «рукава», «воротничка», «талии». Он просто пообещал, что заставит племянника выпить всю дозу перед сном.

Самым сложным было убедить Ома отказаться от ужина.

— Какая несправедливость! — жаловался он. — Заставить голодать повара, который испек для вас чапати!

— Ты ешь — и глисты едят. Им тоже надо поголодать у тебя в желудке. А когда ты выпьешь лекарство, они с жадностью набросятся на него — и передохнут.

Манек сказал, что видел фильм, в котором врач становится совсем маленьким, проникает в тело пациента и убивает болезнь.

— Я тоже мог бы взять крошечное ружье и перестрелять твоих глистов.

— Конечно, — сказал Ом. — Или взять крошечный зонтик и заколоть всех.

— Ты кое-что забыл, — напомнил Ишвар. — Если будешь таким маленьким, то глисты в желудке покажутся тебе кобрами или питонами. Сотни таких тварей будут кишеть вокруг, извиваться, шипеть.

— Я как-то об этом не подумал, — сказал Манек. — Проехали. Путешествие отменяется.

На следующее утро Дина отследила первые семь походов Ома в туалет, а потом потеряла им счет.

— Я умираю, — простонал он. — От меня ничего не останется.

Под вечер юноша наконец вышел из уборной шатаясь от слабости, но счастливый.

— Вышел! Похож на маленькую змею!

— Он был живой или дохлый?

— Отчаянно ворочался.

— Выходит, лекарство его не прикончило. Какой сильный паразит! Большой?

Ом на секунду задумался и вытянул руку.

— Вот такой, — и он показал расстояние от кончиков пальцев до запястья. — Дюймов восемь примерно.

— Теперь понимаешь, почему ты такой тощий? Эта гнусная тварь и ее детеныши съедали весь твой рацион. В твоем желудке сидели еще сотни маленьких желудочков. А мне никто не верил, когда я твердила: это глисты. Ничего, теперь ты быстро наберешь вес. Скоро будешь такой же крепкий, как Манек.

— У нас есть три недели, чтобы сделать из тебя сильного мужа, — сказал Манек.

— И отца полдюжины сыновей, — прибавил Ишвар.

— Не давай плохих советов, — возразила Дина. — Не больше двух. Предел — трех. Разве вы ничего не слышали о планировании семьи? И запомни, Ом, всегда относись к жене с уважением. Не ругайся, не кричи и рукам воли не давай. И будь уверен — я не потерплю керосиновых плиток на веранде.

Ишвар понял ее намек, хотя тот был очень завуалированный.

— Нет, в нашем сообществе не приняты самосожжения невест и самоубийства из-за наследства, что случается в корыстных высших кастах, — сказал он.

— Вот как? А как у вас относятся к детям мужского и женского пола? Есть предпочтения?

— Мы не можем изменять эти вещи. Все в руках Бога.

Манек слегка подтолкнул локтем Ома и прошептал:

— Вовсе не в руках Бога, а в твоих штанах

Ому понадобился день, чтобы прийти в себя от глистогонного. А уже следующим вечером Манек предложил отпраздновать возвращение аппетита друга на берегу кокосовой водой и бхел пури.

— Ты портишь моего племянника, — сказал Ишвар.

— Вовсе нет. Я угощаю его впервые. Раньше все поедал его ручной глист.

Ишвар смотрел на мужчину в дверях, стараясь понять, кто стоит перед ним: голос был знакомый, но лица он не узнавал. А потом отпрянул в ужасе — внешне изменившийся мужчина оказался сборщиком волос. Голова была тщательно выбрита и блестела, усы он тоже сбрил.

— Ты! Откуда тебя принесло? — Ишвар прикидывал, что лучше — послать его куда подальше или вызвать полицию.

Раджарам стоял с опущенной головой, не поднимая глаз.

— Вот, решил заскочить, — сказал он. — Давно не виделись, хотел узнать, работаете ли вы еще здесь.

— А куда делись твои длинные волосы? — спросил Ом, и Ишвар неодобрительно прищелкнул языком. Ему не хотелось, чтобы племянник общался с убийцей.

— Хорошо, что вы спросили об этом, — сказал Раджарам, поднимая голову. У него были пустые глаза — в них не было огня безжалостного предпринимателя. — Вы мои единственные друзья. Я нуждаюсь в вашей помощь. Но мне очень стыдно… я так и не вернул вам долг.

Ишвар с трудом сдерживал отвращение. Впутаться в криминальную историю за несколько дней до поездки за невестой — это плохой знак. Если от этого убийцы можно избавиться за несколько рупий, он денег не пожалеет. Он отступил назад, дав возможность Раджараму войти на веранду.

— Так что случилось на этот раз?

— Сплошные неприятности. Ничего, кроме них. С тех пор, как разрушили наши хижины, моя жизнь превратилась в цепь бед. Я готов отказаться от этого мира.

«Туда тебе и дорога», — подумал Ишвар.

— Извините, — вмешалась Дина, — я не очень хорошо вас знаю, но как парси говорю: самоубийство — большой грех, людям нельзя выбирать время своей смерти. Тогда можно было бы выбирать и время своего рождения.