Онлайн книга «Саботаж»
|
Они удалялись от гостиницы по левому берегу Урумеа, к последнему мосту. На стене висел плакат «Одна страна, одно государство, один вождь», и небо на нем было почти фалангистской голубизны. Ну да, ну да, с сарказмом подумал Фалько, как-нибудь на днях Господь продемонстрирует, на чьей он стороне. – И что там наш Сологастуа? – поинтересовался он. Адмирал, поглядев на него искоса, молча сделал еще несколько шагов и наконец высказался довольно уклончиво: – Сотрудничает. – Образумился, значит? – Да. Хотя поначалу доставил кое-какие хлопоты, упирался… Отказывался говорить на христианском наречии, отвечал только по-баскски. Euskal gudari naiz, то есть «я баскский солдат», и всякое такое. Фалько состроил гримасу участия и сочувствия: – Но сейчас, вероятно, развязал язык? Адмирал недобро улыбнулся: – Отвечает, только поспевай спрашивать… И ему еще много есть чего рассказать. Так что мы не торопимся. Потом, когда завершим наши доверительные беседы о сокровенном, передадим его, как некогда выражались инквизиторы, светским властям. – В военный трибунал? – А куда ж еще? Он думал, его побегушки через границу и обратно сойдут ему с рук. Не учел только, что мир разведки и контрразведки – нечто вроде луна-парка: вход-то стоит дешево, да аттракционы дороги. – Мне ли того не знать… Адмирал помахал зонтиком. – Другим пример будет, – сказал он. – Чтобы в Бильбао уразумели, что ждет их, когда пресловутый «Железный пояс» разлетится в пыль. Эти тупоумные сепаратисты дорого заплатят за январскую резню. Некоторое время шли молча. НИОС была осведомлена, что 4 января, после того как франкисты подвергли город бомбардировкам, ситуация в автономии вышла из-под контроля властей. Ополченцы из Всеобщего союза трудящихся и Национальной конфедерации труда, которых направили в тюрьмы охранять пленных, при полном невмешательстве баскских солдат устроили над ними расправу – двести человек были казнены в десяти минутах ходьбы от резиденции правительства. – Мы уже расстреляли нескольких баскских священников, чтобы неповадно было, – продолжал адмирал. Эти слова вызвали у Фалько улыбку: – Пусть Ватикан не думает, будто монополию на убийства духовенства взяли красные, да? – Именно! Ты вовсе не такой дурак, каким прикидываешься. Они прошли еще немного, разглядывая реку и – на другом ее берегу – здание курзала, ныне превращенное в казарму волонтеров. – Эта девица… как ее? Малена?.. кажется, хорошо себя показала в Биаррице, – сказал адмирал. – Очень хорошо, – подтвердил Фалько. – Барышня основательная и отважная. Еще один активный штык. – Да, знаю. Буду иметь ее в виду, хотя эксперты уверяют, что женщины не годятся в полевые агенты. Говорят, будто в состоянии стресса слишком часто дают волю эмоциям. – Он скосил на Фалько здоровый глаз. – Но мы-то с тобой знаем, что в важных делах эксперты со своими оценками неизменно садятся в лужу. – Она еще здесь? – Да. Мы ее поселили в «Эксельсиоре». – На улице Гетария? – Там. – Н-да… Отельчик-то захудалый… – Естественно. Она ведь не такая звезда, как ты. Да и потом, из-за войны отели переполнены. И еще хотелось держать ее подальше от тебя. В молчании сделали еще несколько шагов. Адмирал продолжал искоса глядеть на своего спутника. – Надеюсь, у тебя ничего с ней не было, – вымолвил он наконец. Фалько прижал правую ладонь к сердцу. – Черт возьми, господин адмирал! – возмущенно воскликнул он. – Я же был на задании. Профессиональная этика не позволяет мне… – Не смеши меня, а то, не ровен час, я подавлюсь усами. Твоя этика годна исключительно на подтирку. – «Профессиональная этика», я сказал. – Да никакой у тебя нет! И женщин ты делишь на две категории: те, кого уже заволок в постель, и те, кого еще только собираешься. От твоей сутенерской улыбочки они чувствуют себя принцессами или кинозвездами, а на самом деле тебе интересно лишь то, что ниже пояса. – Вы мне наносите незаслуженную обиду, господин адмирал. То, что выше, – тоже. – Да-да. До грудей включительно. Иди-ка ты… На верандах кафе рябило в глазах от разнообразия мундиров, звенело в ушах от женского смеха. Фалько заметил группу немцев с офицерскими звездами на пилотках, какие носили только летчики легиона «Кондор». И полуобернувшись к адмиралу, спросил пытливо: – А правда то, что говорят о Гернике? – А что говорят о Гернике? – Что ее не красные сровняли с землей, а мы разбомбили. – Фалько показал на немцев: – Они, если точнее. Эти славные белобрысые молодцы. Адмирал скользнул безразличным взглядом по лицам летчиков, словно говоря, что и сам их не замечает, и другим не советует. – Не надо верить всему, о чем здесь болтают. Особенно – людям нашей профессии, где ложь возведена в степень искусства. – Да я и не верю. Но ходят слухи о тысячах погибших под германскими бомбами. Адмирал пожал плечами: – Преувеличивают. Когда в город вошли наши войска, было обнаружено всего около сотни убитых… И те пали жертвой астурийских подрывников. Фалько еще раз мельком глянул на немцев, уже оставшихся позади. И прищелкнул языком: – Вот ведь гады марксистские! Но адмирал, не оставив его издевку без внимания, гневно сверкнул единственным глазом: – Не зарывайся, а то зарою. Понял? Будешь дерзить – узнаешь почем фунт… Не лиха, так мяса. Как Шейлок. – Шейлок Холмс? – Ну что ты за клоун такой?! Помалкивай лучше. Фалько прикоснулся двумя пальцами к полю шляпы. Из-под нее улыбались его глаза – серые, как стальные опилки. – Есть помалкивать! – Я не шучу с тобой! Уяснил? – Так точно, господин адмирал. – На этой войне есть кое-что посложней убийств и похищений, которыми занимаешься ты. И позамысловатей твоих постельных забав. Иной раз приходится и мозгами шевелить. Они повернулись спиной к мосту и к реке, свернув налево, к Аламеде, которая после того, как франкисты отбили город, стала называться проспектом Кальво Сотело [8]. Адмирал, сурово нахмурившись, помахивал зонтиком. Потом вскинул его на плечо, как саблю или карабин. – Красные ведь не в первый раз устраивают такое, как в Гернике, – вдруг сказал он, покуда они пропускали трамвай. – Вспомни Ирун. Вспомни, как они сжигали церкви вместе со священниками и причетниками. Это варвары. Уверен, что и это их рук дело. |