Книга Royals, страница 25 – Рейчел Хокинс

Я кивком указываю на женщин, которые отходят от стола, и хотя бы отчасти удовлетворяюсь, наблюдая, как они ковыляют на шпильках по сырой траве.

– Зато я не прочь выяснить, отчего люди ухмыляются, глядя на мою сестру.

Майлз вздыхает и, к моему удивлению, ослабляет галстук.

– Давай что-нибудь выпьем, – предлагает он.

Мы подходим к полосатому желто-белому шатру. Он говорит «подожди здесь» и ныряет внутрь, оставив меня у входа. Нужно было взять с собой телефон – тогда я могла бы притвориться, что кому-то пишу. Но вместо этого приходится неловко стоять с фальшивой улыбкой на лице, стараясь не замечать, что на меня смотрят.

Одна дама, например, буквально глазеет. Даже пялится. Она немолода, лет пятидесяти, но там и сям ее явно омолодили и подтянули: кожа на лице выглядит туже, чем обычно бывает. Женщина тонкая и стройная, вся в черном, не считая огромной охапки желтых перьев на голове. К моему ужасу, она останавливается прямо передо мной.

– Итак, – говорит она, поджимая губы, – ты и есть очередная американская претендентка? Вот еще несчастье…

А я-то думала, что Майлз – сноб. Да эта тетка даст ему сто очков форы. Она смотрит на меня, как на собачье дерьмо, прилипшее к подошве.

Я знаю, что нужно просто не обращать внимания. Надо вежливо улыбнуться и пробормотать какую-нибудь учтивую банальность.

Но я, черт возьми, дочь Лайама Винтерса.

– А то! – бодро заявляю я. – Приехала, чтобы выбросить чай в гавань и выйти замуж за всех ваших принцев.

Моя собеседница сжимает губы еще плотнее; если бы верхняя часть лица у нее была способна двигаться, она бы угрожающе сузила глаза.

– Очаровательно, – сообщает она таким тоном, который дает понять, что думает она совершенно обратное. – А я-то считала, что самый большой конфуз семейства Бэрдов за последнее время – это твоя сестра.

Во мне вспыхивает гнев. Признаю, я не создана для светской жизни, но Элли? Элли – воплощенное совершенство, и я никому не позволю говорить о ней гадости.

– У вас прелестная шляпа, – произношу я, улыбаясь как можно слаще. – Не сомневаюсь, смерть птички того стоила.

Вокруг раздается приглушенное бормотание. Кто-то ахает, кто-то сдавленно хихикает, кто-то шепчется. Я впервые вспоминаю, что вокруг куча народу, и мысленно даю себе пинка. Ежу понятно, что меня нельзя подпускать к великосветским особам, поскольку я не в состоянии следить за языком.

Как Элли и сказала.

Женщина с желтыми перьями слегка вскидывает подбородок и величественно отплывает. Удивительно, что трава под ней не замерзла.

– Вот, попробуй.

Майлз держит в каждой руке по бокалу. Они до краев полны холодным чаем с кусочками фруктов… кажется, среди кубиков льда я вижу даже огурец. Майлз изучает толпу, и на лбу у него появляется складка.

– Что-то случилось, пока меня не было?

– Кое-кто мне нахамил, и я вызвала международный инцидент, – отвечаю я, с благодарностью принимая запотевший бокал.

И чуть не давлюсь.

Не знаю, что в нем, но это не чай. Напиток одновременно сладкий и горький, с легким привкусом какого-то лекарства. Эта штука, как бы она ни называлась, не особенно крепкая, но человеку, который только раз в жизни выпил полбутылки теплого пива, хватит за глаза. Я вытираю слезы, а Майлз ошалело смотрит на меня.

– Что это? – с трудом выговариваю я, возвращая ему бокал.

Он берет его, от спешки чуть не уронив оба, и теперь на нас точно глазеют, возможно, потому, что на моем лице написано предчувствие близкой смерти.

– «Кубок Пимма», – отвечает Майлз, и я машу рукой, намекая, что этого объяснения недостаточно.

Он продолжает тупо смотреть на меня. Тогда я закатываю глаза и говорю:

– Я понятия не имею, что это.

Как будто я сказала, что никогда в жизни не видела собак или красного цвета. Майлз с огромным недоверием в голосе произносит:

– Это коктейль. Очень популярный здесь летом. Его всегда подают на скачках и регатах.

Наконец я снова могу дышать – и вытираю заслезившиеся глаза пальцем, надеясь, что не размазала макияж.

– И что в нем?

– Много всего.

Я выжидающе смотрю на Майлза, и он покашливает:

– В основном джин.

– Очаровательно.

Майлз относит оба бокала обратно в шатер. Когда он появляется вновь, в руках у него стакан воды со льдом.

– Это лучше? – спрашивает он, протянув его мне.

Я киваю:

– Спасибо.

Несколько секунд мы неловко молчим, и наконец я откашливаюсь, поворачивая в руках запотевший стакан.

– Ну а теперь, когда смерть от отравления мне уже не грозит, колись.

Майлз по-прежнему наблюдает за мной, слегка нахмурясь. Волосы вьются у него надо лбом, руки засунуты в карманы.

– «Колись», – медленно повторяет он.

– Объясни, почему все здесь усмехаются. Я думала, в Шотландии любят Эл.

На лице у Майлза появляется понимание. Он слегка покачивается на каблуках:

– А.

Он смотрит вокруг, и я замечаю, что цилиндр, который он держал в руках, куда-то делся. Надеюсь, навсегда, потому что, честное слово, никого нельзя принуждать к ношению таких вещей.

– Давай немного прогуляемся? – предлагает Майлз и снова подставляет мне локоть.

Я опираюсь на него, и мы уходим из толпы, направляясь к ограде вокруг ипподрома.

Облако ненадолго набегает на солнце, и свет меняется. Майлз ставит начищенный ботинок на нижнюю перекладину ограды.

– Не знаю, как сказать это и не показаться мажором, – наконец признается он, и я искоса гляжу на него.

– Намек понят, уже слишком поздно, – буркает Майлз, глядит на небо и говорит: – Простые люди любят твою сестру. Они говорят, что она практичная, добрая, умная…

– Это всё правда, – говорю я, положив на забор обе руки, в одной из которых бокал.

Майлз кивает.

– Да. Но эти люди, – он кивком указывает на бурлящую позади нас толпу, – предпочли бы видеть в качестве будущей королевы кого-нибудь из своей среды.

– А ты? – спрашиваю я и отхлебываю еще воды.

Майлз удивленно поворачивается ко мне. Когда он не смотрит на мир свысока, нетрудно вспомнить, что он довольно мил, во всяком случае эстетически привлекателен, со своими изящными скулами и красивыми глазами.

– Мне нравится Элли, – говорит он.

Это, конечно, не ответ, но я не настаиваю и вновь принимаюсь разглядывать ипподром.

– И как же ты угодил в число Королевских Мародеров? – интересуюсь я. – Честно говоря, ты на них совсем не похож.